Фредерик Тристан - Загадка Ватикана

Святой Дух помчался к Христу и сказал ему:

— Беда! Ваш Сильвестр оказался всего лишь жалким Базофоном! Ведь он сейчас сговаривается с Сатаной.

— Я знаю.

— И вы это позволяете?

— Надо чтобы наш зародыш опустился на самое дно, прежде чем он поднимется ввысь. Дорогой Параклет, я жил на Земле, и я знаю человеческую природу. Ведь я наполовину человек, наполовину бог.

— Вы меня извините, — сказал Святой Дух, — но вам известно, что я никогда не понимал суть этой странной выходки — сначала позволить себя убить, чтобы потом даровать жизнь. Хотя я готов признать, что иногда такие фокусы удаются.

— Человеческое бытие парадоксально. Вот этого вы не хотите понять. Здесь, на Небе, белое — это белое, черное — это черное. Там, внизу, все по-другому. Люди способны осмыслить абсолютное только в грезах.

— Что же я должен делать, чтобы помочь Базофону?

— Оставьте его. Он обратится к вам за помощью лишь со дна самой глубокой пропасти. А сейчас он бунтует, он мечтает о могуществе. В чем вы можете быть ему полезным?

Святой Дух ушел восвояси и, по совету Христа, решил предоставить молодого человека его экстравагантным выходкам.

Итак, следуя за Симоном, колдуном, Базофон отправился к гроту Элеазара. Там их уже ожидал Абраксас в облике купца.

— Вот этот удивительный герой, о котором я вам рассказывал, — сообщил Симон.

— Отлично, — сказал демон. — Слава о его подвигах дошла и до меня. Не тот ли это юноша, которого силы зла подло обманули, убедив его в том, что он будто бы побывал на Небе?

— Это он самый.

— Отлично, достойнейший Симон, мы исправим эту ошибку. Пойдемте. Свет сияет на самом дне пропасти.

Произнеся эту загадочную фразу, Абраксас потащил Базофона в глубь пещеры. Они продвигались в полной темноте, черт вел молодого человека за руку. Симон остался у входа.

— Далеко еще идти? — забеспокоился сын Сабинеллы.

Перед ними отворилась дверь, и Базофон был ослеплен ярким красноватым светом, который, исходя из какой-то бездны, освещал огромный зал, в который они вошли.

— Кто идет? — спросил могучий и величественный голос.

— Отважный герой Базофон, — отвечал Абраксас.

— Пусть приблизится!

Юноше казалось, что перед ним пылают два десятка солнц, и он мог смотреть лишь прищуренными глазами. Он послушно двинулся за чертом, который потащил его вперед.

— Ты где-нибудь видел такой свет, — спросил его голос. — На Небе самозванца он был столь же ярок?

— Нет, — пробормотал Базофон. — Там он был мягче.

Послышалось то ли хихиканье, то ли смех, нечто, напоминающее нескончаемый скрежет ржавых цепей, и снова прозвучал голос:

— Таково доказательство нашего могущества.

И тогда заиграли трубы, потом невидимый хор исполнил песнопение удивительной красоты. Душа Базофона с наслаждением впитывала эту прекрасную мелодию, а на глазах у него показались слезы. Его ноги подогнулись, и он упал на колени. Он едва мог сдерживать рыдания, которые сдавили его горло. Он долго оставался в такой позе, а когда хор умолк, опять прозвучал голос:

— Ты находишься сейчас в преддверии настоящего Неба. Бог тебя ожидал давно. Он посылает к тебе одного из своих лучших ангелов, но чтобы тебе легче было с ним разговаривать, мы заслоним свет вуалью. Поднимись и открой глаза.

Базофон повиновался. Он находился теперь в какой-то хижине на берегу моря. Абраксас куда-то исчез вместе с ослепительным светом. Перед ним стоял высокий человек в греческой тоге. У него было смуглое лицо египтянина. Его черные глаза пристально смотрели на юношу, у которого от этого взгляда кровь стыла в жилах.

— Как вы это сделали? — пролепетал он.

— Наше могущество таково, что мы могли бы тебя забросить на вершину самой высокой горы или погрузить в самые темные глубины моря, — отвечал незнакомец. — Нам известно, что ты желаешь разделить с нами могущество, в котором лживый бог так несправедливо тебе отказал. Ты ведь именно этого хочешь, не так ли?

— Я ничего не понимаю, — сказал Базофон. — Я знал истину, а оказывается, она совсем не там, где я ее искал.

— Нет лжи более отвратительной, чем та, которая рядится в истину, и нет иллюзий более коварных, нежели те, которые кажутся реальностью. Но хватит! Поговорим как друзья.

И он пригласил Базофона садиться. В хижине были натянуты рыболовные сети. Стол был сделан из бревен, скрепленных канатами. Снаружи слышалось тихое рокотание волн.

— Природа, — заговорил высокий человек, — это совокупность частиц, скрепленных между собой колдовством. Поэтому те, кто умеют рассеивать эти частицы и соединять их по-другому, могут изменять мир, как им заблагорассудится. Естественно, в системе могущества существуют ступени. По этим ступеням можно подняться лишь в том случае, если отдать им тело и душу. Ты меня понимаешь?

Сидевший Базофон порывисто встал.

— Я хочу обладать всем могуществом, и могуществом назорея в частности.

— Конечно! — согласился египтянин. — Ты будешь им обладать. Но для этого, повторяю, надо, чтобы колдовство, о котором я тебе говорил, пропитало все поры твоей кожи и твоего духа. Надо, чтобы оно стало частью тебя самого.

— Пусть будет, как вы желаете, — отвечал Базофон с нетерпением. — Что я должен сделать?

— О, это очень просто. Достаточно, если ты согласишься стать нашим и, сделав так, отбросишь ложные мысли, которые затемняют твой разум.

— Правду сказать, — признался сын Сабинеллы, — я не знаю, во что мне верить и что мне думать. Мне пообещали, что я буду светочем Фессалии, а я похож на слепца.

— Мы дадим тебе знание.

— Разве это могущество?

— Знание мира — огромная сила. Оно позволит тебе разгадывать хитрости врагов и, обманув их, добиваться своих целей. Мы наградим тебя также красотой.

— Разве я не достаточно красив такой, какой есть?

— Тебе нужна красота, которая отбирает у женщин разум и бросает их к твоим ногам. Знаешь ли ты, что именно они тайно руководят мужчинами? С их помощью ты получишь земное могущество. И, наконец, мы наградим тебя богатством.

— А зачем мне оно?

— Никто не может властвовать, если он не обладает этим существенным рычагом. Разум, красота, богатство — вот что сделает тебя светочем не только Фессалии, но и всего мира.

— Вот это да! — воскликнул Базофон. — Ничего подобного в Раю я не слышал.

— Эти люди — скупцы. Неужели ты до сих пор не понял, что они унижают человека, обещая ему жизнь вечную, которой никогда ему не дают?

— Извините, — возразил юноша, начиная что-то понимать. — Я видел собственными глазами праведников в Раю.

— Иллюзия! Все, кого тебе показывали, — это лишь актеры, которым поручили пустить тебе пыль в глаза. Декорации там были сделаны из картона, разве ты не заметил? Что же касается трех богов, которые управляют этим цирком, то они шарлатаны, не более. Я их хорошо знаю. Тот, кто называет себя Отцом — это не кто иной, как некий иудей по имени Иегова, старая развалина, царствующая в пустыне, где в изобилии водятся лишь скорпионы. Что же касается его сына, который притворяется богопомазанным собственной кровью, так это лишь взбунтовавшийся раб, справедливо казненный римлянами, безумец, свихнувшийся на славе, ничтожный богохульник. Я уж не говорю про Святого Духа, — ведь это ветер, не более.