Фредерик Тристан - Загадка Ватикана

— Очень рада познакомиться с вами, профессор. Мой муж, его превосходительство, и я внимательно следили за делом Добринского и восприняли его результат с большим облегчением и, я бы сказала, признательностью. Прошу садиться.

— Уважаемая госпожа, — начал Сальва, — мой друг отец Мореше и я лично позволили себе просить вас об этой аудиенции, чтобы побеседовать с вами об очень редкостной рукописи, «Житии святого Сильвестра», которая, после того как ее удалось обнаружить, доставила нам немало забот.

Графиня выпрямилась и спросила с легким раздражением в голосе:

— Но почему эта рукопись должна интересовать меня и моего мужа, его превосходительство?

— Откровенно говоря, сударыня, мне это неизвестно. Но ваш визит в редакцию «Стампы»…

Она вскочила на ноги с живостью, которую было трудно в ней предполагать, и воскликнула, наставив на Сальва палец, унизанный перстнями:

— Эти жалкие газетчики! Какие лицемеры! Конечно же, я стала жертвой их клеветы. Послушайте, профессор, мне нечего вам сказать.

И она опять села, трясясь от театрального возмущения.

— Сударыня, — сказал Сальва, — мы имеем дело с исчезновением человека, профессора Стэндапа, и самые скудные сведения смогут нам помочь его отыскать. Дело в том, что профессор Стэндап работал над переводом «Жития», того самого, об обнаружении которого вы рассказали одному из журналистов «Стампы». Откуда вы взяли эти сведения, ведь они должны были оставаться секретными?

Она заворковала:

— Ах, профессор, если бы я не знала вашего… как это сказать… я бы страшно рассердилась. А «Стампа», Господи, да ведь это газета… вы понимаете… Некоторые сведения необходимо сообщать прессе. Мой муж, его превосходительство, и я, мы знаем, как это нужно делать.

— Сударыня, извините, что я настаиваю, но кто вас поставил в известность об обнаружении документа?

Она заволновалась, от чего зашевелились и зазвенели украшения на ее роскошной груди.

— Не давите на меня! Здесь в посольстве стены имеют уши. Как человеку становится известным то или это? Сведения приходят и уходят. Надо просто держать уши открытыми, вот и все.

— А почему вы решили, что ваш долг пойти и сообщить «Стампе» об этом открытии, которое, на первый взгляд, совсем не должно было вас интересовать?

— О, профессор, мы с мужем, его превосходительством, очень интересуемся всеми замечательными открытиями. И если я кое-что сообщила вашей «Стампе», то сделала это, по-видимому, совершенно случайно. Да разве я помню, как это произошло? Кто-то что-то сказал мне, я — ему, не вижу в этом ничего удивительного.

Мореше, до сих пор не участвовавший в разговоре, вдруг произнес:

— Уважаемая госпожа, мне кажется, мы с вами уже встречались в Варшаве у нашего общего друга, киноактера Воджеха Гаса.

— О, действительно! Это наш большой друг и постановщик фильма, который мой муж, его превосходительство, и я представляли на фестивале в…

— На фестивале в Гданьске, сударыня.

— Правильно! Вы знаете Польшу лучше, чем я.

— Я люблю Польшу, сударыня.

— Вы, французы, большие друзья Польши. Когда мы с мужем, его превосходительством, жили в Кракове и принимали кардинала Войтылу, сегодня Его Святейшество, у нас всегда было много французских друзей, и кардинал, сегодня Его Святейшество, любил говорить на их языке и считал, что Франция — это самая старшая дщерь Церкви, а за ней следует Польша.

— Сударыня, — снова вступил в разговор Сальва, — если мы убедим вас, что Его Святейшество в опасности, согласитесь ли вы открыть нам, кто рассказал вам о существовании «Жития святого Сильвестра» и почему вы сочли нужным сообщить об этом «Стампе»?

— Его Святейшество в опасности? — воскликнула Кокошка, и на этот раз она не играла. — Но кто же осмелится поднять руку на Его Святейшество? На человека такого колоссального, исполненного чувства долга и доброты?

— Сударыня, вы должны все рассказать, — настоятельно потребовал Мореше.

— Ради Его Святейшества и между нами я, естественно, кое-что скажу, но сначала мне надо посоветоваться со своим мужем, его превосходительством. Он в Варшаве и возвратится завтра или послезавтра, я не знаю.

— Это так серьезно? — спросил Сальва.

Она поднялась и протянула руку, давая понять, что аудиенция окончена. Потом добавила:

— Краков — чудесный город, не правда ли?

Вылощенный лакей в белых перчатках провел их к выходу.

— Ну и к какому ты пришел выводу? — спросил иезуит. — Похоже, что она в самом центре загадки.

— Или пытается убедить нас в этом для пущей важности. От такой женщины всего можно ожидать.

Они возвратились в Ватикан и направились в кабинет монсеньора Караколли, которому поостереглись рассказывать о результатах прошедшего дня. Итальянская полиция была предупреждена об исчезновении Стэндапа и начала расследование. А кардинал Бонино, вопреки мнению нунция, пожелал, чтобы перевод был продолжен. «Tenere lupum auribus» [45] «Держать волка за уши» (лат.). , — сказал он. И правда, «Житие святого Сильвестра» было престранным волком, которого надо было крепко держать за оба уха.

Корабль подошел к причалу в порту Селевкии уже под вечер. Брут, бывший центурион, и Гермоген были очень обеспокоены состоянием Базофона. Бедняга никак не мог понять, то ли он действительно пережил приключение на Олимпе, побывав там с Аполлоном, то ли стал жертвой колдовства, вынудившего его бросить свою палку в море. Но в любом случае, он потерял подарок Иосифа и был этим глубоко огорчен.

В тот день в городе была большая ярмарка. Крестьяне, съехавшиеся со всего юга Киликии, продавали скот и всяческую снедь. Атмосфера была праздничная. Фокусники соревновались в ловкости, а ораторы, взобравшись на бочки, произносили речи, обращаясь к толпе. Один из них, заметив наших друзей, обратился к Гермогену:

— Послушай, египтянин, ответь-ка мне на вопрос: что было раньше, курица или яйцо?

А когда Гермоген и его спутники двинулись дальше, не останавливаясь, краснобай соскочил со своего возвышения и схватил Брута за тунику.

— Вы должны мне ответить. Вот ты, римлянин — ведь ты римлянин, не правда ли? — Скажи мне, что возникло сначала: яйцо или курица?

— Петух, — ответил Брут шутки ради.

Спрашивавший расхохотался, потом спросил:

— Ты, наверное, последователь Эскулапа?

— Я был им.

— А теперь?

Базофон вышел из своего оцепенения. Святой Дух снова взял над ним опеку. Он сказал: