Фредерик Тристан - Загадка Ватикана

— На Олимп, конечно.

И он подал руку сыну Сабинеллы, который, пожав плечами, принял вызов. В тот же миг оба исчезли из поля зрения Брута и Гермогена, которые остались на палубе корабля, ломая голову, что это был за могущественный колдун в облике незнакомца.

Таким образом Базофон и его провожатый вознеслись на Олимп. Там царило сияние апофеоза. Это были сады с вечными цветами, с фруктами бессмертия. Белые храмы возвышались там в совершенной гармонии. Кентавры и фавны резвились, гоняясь за нимфами.

— Где это мы? — спросил юноша, весьма удивленный.

— Я же тебе сказал. На Олимпе, где царствуют боги.

— Оставь, — сказал Базофон. — Я сплю и вижу сон. Мы на корабле, который идет в Селевкию.

— Бедный глупец! Ты ведь поспорил со мной, не так ли?

Сын Сабинеллы пожал плечами. Разве возможно, чтобы эти обветшавшие легенды стали реальностью? И однако же кентавры и фавны дурачились у него перед глазами. Что же касается нимф, то никогда ему не приходилось видеть таких красивых женщин. Он вздрогнул. Неужели на одном небе существуют несколько небес? Однако он был не из тех, кто легко признает свое поражение.

— Ты колдун. Все, что я будто бы вижу, — иллюзия.

— Ну, хорошо, — сказал Аполлон. — Мы сейчас отправимся во дворец Зевса. Ты и там будешь упрямиться?

Они двинулись по направлению к храму, который сиял, как солнце. Базофон был ослеплен этим сиянием, но, прижимая к себе палку, он вошел в храм, где его встретила музыка арф. Там зрение возвратилось к нему, и он увидел, что они в огромном зале, в глубине которого высились бронзовые, а возможно, и золотые, двери.

— Нет! — закричал. — Все это ложь! Вы не существуете! Вы не можете существовать!

Аполлон улыбнулся, между тем тяжелая дверь медленно отворилась. И вот они подошли к подножию трона, сделанного в форме орла, на котором величественно восседал исполинского роста старик. Его лицо, окаймленное густой белой бородой, окружал сияющий нимб.

— Если я не ослышался, — прозвучал властный голос, — то кто-то здесь не верит, что я существую?

Ошарашенному Базофону понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. Потом он выпрямился и поднял палку:

— Во имя Христа и Святого Духа я заклинаю вас исчезнуть, жалкие призраки из кошмарного сна!

Зевса позабавила эта ругань, показавшаяся ему до крайности гротескной.

— Послушай, ты, который в своей странной религии называешься Сильвестром, прекрати с нами воевать. Чем мы тебя обидели?

— Вы одурманили мозги моего отца до такой степени, что он приказал подвергнуть пыткам мою мать, а потом отрубить ей голову. Разве этого недостаточно?

— Религия Иеговы принадлежит евреям. Твой отец был грек, поэтому он поклонялся нам — разве это не естественно? И почему твоя мать совершила такую глупость — предала нас, чтобы вступить в израильскую секту, созданную этим Мессией, или Христом? И какова твоя роль в этом жалком заговоре?

Базофон выпрямился во весь рост и воскликнул:

— Почему я должен вам отвечать, если вы не существуете? Я просто объелся манными пирожками, которые продают на корабле.

— Ты заключил пари, — сказал Аполлон, — и ты проиграл. Отдай палку.

— Мою палку? Да никогда не расстанусь я с подарком плотника Иосифа!

— Но ведь ты ее проиграл!

Юноша почувствовал себя в ловушке. Как развеять эти злые чары? Он отступил назад, потом замахнулся палкой, пытаясь ударить Аполлона, но так как дело было неправое, она его не послушалась. Тогда он громко закричал:

— Святой Дух, ко мне, на помощь!

Но как Олимп мог сообщаться с Раем? Это ведь совершенно разные сферы. Призыв Базофона затерялся в эфирных пространствах.

— Прекрати вызывать духов, — сказал ему Зевс тоном отеческого увещевания. — Пусть они отдыхают в Аду, где их убаюкивает Ахерон.

— И отдай палку, — добавил Аполлон.

Исполненный решимости не расставаться со своей драгоценной реликвией, сын Сабинеллы попытался удрать, но два стража задержали его, и палка не смогла ему помочь. В конце концов ее у него отобрали.

И тогда юношу охватило отчаяние. Что происходит? Какую шутку с ним разыграли? И как мог он расстаться с подарком Иосифа? Конечно же, он понял, что, конечно, не должен был заключать пари и закладывать свою палку, но ведь он был так уверен, что ни Зевс, ни Олимп не существуют. Итак, ему придется смириться с очевидностью. Он не спит. И палку у него действительно отобрали. Зевс заговорил:

— Юноша, ты достаточно наказан за свою дерзость, потеряв эту палку, которая, как мне кажется, была тебе очень дорога. Мое Величество считает, что тебя можно отправить назад, на Землю. Однако помни, что мы не будем спускать с тебя глаз. Не пытайся снова разбивать наши статуи и выброси из головы нелепую мысль, что твой Иегова или твой Христос реально существуют. Они живут только в искалеченном сознании иудеев, чье пристрастие к умерщвлению плоти нам хорошо известно. Найди себе красивую девушку или мальчика, если таково твое предпочтение, и пусть любовь к жизни очистит твой мозг от паутины, которую соткали там досужие вымыслы.

Базофон хотел ответить, но его уже унесло вихрем. В один миг он очутился на палубе корабля, который держал курс на Селевкию.

— Что с тобой стряслось? — спросил его Брут. — И зачем ты выбросил свою палку в море?

— Глупец! — добавил Гермоген. — Ведь я бы ее у тебя купил…

Базофон, растерянный, чуть было не бросился за борт, чтобы спасти свою палку, — если он действительно выбросил ее за борт, — но спутники удержали его. Тогда он рухнул на колени, обхватил голову руками и расплакался. Такое с ним случилось впервые в жизни.

Текст, с которым читатель только что ознакомился, был подан ему в непрерывном изложении. На самом деле, апостольский нунций монсеньор Караколли прерывал свой перевод многочисленными восклицаниями, за которыми часто следовали замечания типа: «Это уже не средневековый текст, а барочный», «Олимп, мыслимо ли!» или еще: «Что он хочет нам этим сказать?»

Отец Мореше и Адриан Сальва были не менее ошарашены неожиданным поворотом в сюжете «Жития». Это путешествие в языческий мир напугало не только героя легенды, но и наших ученых исследователей. Конечно, если документ действительно был апокрифом, созданным в шестнадцатом веке, появление в нем античных богов можно было объяснить. Однако же читатели вправе были спросить, что именно автор текста — откуда бы он ни происходил — хотел этим сказать.

— Я полагаю, — предположил Мореше, — что это пародия. Разве здесь не высмеивают Рай, ставя его на одну доску с Олимпом? А поскольку каждому известно, что Олимп не существует…

— Вполне логично, — согласился Сальва. — Под видом веселого анекдота здесь подкапываются под самые устои христианского учения.