Фредерик Тристан - Загадка Ватикана

— Во время последней войны партизаны генерала де Голля избрали в качестве декодера малый словарь Лярусс, начиная со сто пятьдесят пятой страницы. Первые буквы первого попавшегося слова заменялись в нормальной алфавитной последовательности. Первое слово там было capacitaire. Поэтому C обозначало A, A обозначало B, P обозначало C. Следующее A, будучи уже использованным, пропускалось, так же как и C. Исходя из этого I обозначало D, T обозначало E и так шли дальше по этой же странице, пока полностью не восстанавливали весь алфавит. Каждый день страницу меняли, изменяя таким образом и код. Кто не знал, какое используется произведение и на какой странице, тот никоим образом не смог бы расшифровать текст. Более того, каждый день алфавитный порядок букв следовал за капризами словаря — это уж было совершенно непостижимо для непосвященных! И в то же время система была проста и удобна, ведь почти каждый имел под рукой эту книжицу, такую невинную в глазах немцев и коллаборационистов.

— Значит, вы полагаете, — сказал нунций, — это наше «Житие святого Сильвестра» использовалось таким же образом агентами Москвы?

— Очевидно, для этого применяли текст, составленный Кожушко, который, вне всякого сомнения, сохранил у себя копию или передал ее тем, кто заказал ему эту работу. Таким образом, в любой момент информация, которую Ватикан желает сохранить в секрете, может быть отправлена в Польшу или из Польши с помощью этого кода.

— Но ведь, — сказал Караколли, все более и более напуганный, — получается, что этот шпион находится в непосредственном контакте со Святейшим Отцом. Это член Курии!

— Достаточно быть и секретарем, приближенным к Его Святейшеству, — поправил Сальва. — Он передавал свое сообщение прямым текстом кому-то из служащих Ватикана, а этот последний шифровал его с помощью страницы «Жития», назначенной на этот день. Очевидно, когда мы обнаружили рукопись, эта маленькая игра прекратилась. Наши неосторожные коллеги наверняка сейчас изобретают другую.

— Надо немедленно предупредить кардинала Бонино, — сказал прелат. — Ответственность слишком велика.

— На вашем месте, я бы от этого воздержался, — посоветовал Сальва. — Если наши предположения обретут гласность, мы не сможем забросить свои сети так, чтобы в них попался главный виновник. Я думаю, что поляки, которые без лишней огласки покинули Ватикан, имели доступ к папке и занимались шифрованием. В Кракове они разыграли невинных, но я ведь не совсем идиот. Зато секретарь, приближенный к папе, не может удалиться внезапно.

— Увы! — вскричал Караколли.

Его лицо вдруг стало смертельно бледным. Он тяжело опустился в кресло. Его нижняя губа странно дрожала. Наконец он глубоко вздохнул и выпалил:

— Отец Штреб был обнаружен мертвым в своей постели вчера утром. Он был личным секретарем кардинала Катальди, который, как вам известно, является доверенным лицом Его Святейшества.

— А расследование проводили? — спросил Сальва.

— Говорят, он отравился. Но ведь человек верующий не мог этого сделать, не так ли?

— Это подтверждает мою догадку, — сказал Сальва. — Нам остается только продолжить чтение этого злополучного «Жития» — вдруг удастся обнаружить еще что-нибудь любопытное — и надеяться, что профессор Стэндап сумел покинуть Польшу живым. Впрочем, мы скоро об этом узнаем. Я телеграфировал в Лондон — попросил сообщить, действительно ли он возвратился.

— Я не могу больше переводить… — пролепетал нунций. — Все это слишком ужасно.

— Однако это необходимо. Вы единственный, кто способен это сделать.

Нунций тяжелым шагом направился в библиотеку, где рукопись каждый вечер укладывали в сейф, ключ от которого отец Грюненвальд хранил у себя. Адриан подумал: «Сознание — это взбесившийся компас, неспособный провести различие между собой и вещами, собой и людьми. Оно не умеет владеть собой в том измерении, где оно имеет доступ только к частицам истин, многие из которых напоминают иллюзии».

Святой Дух помчался к Христу, которого нашел в глубокой задумчивости, и сказал ему:

— Мы должны действовать немедленно. Свидетельство вашего воскресения подвергается угрозе быть сожженным в Эдессе.

— Вы говорите о саване, который я оставил в гробнице? Очертания моего материального тела отпечатались на нем в тот самый миг, когда я обрел тело бессмертное. Было бы хорошо, конечно, если бы эта реликвия сохранилась на столетия в память о том, что произошло. Но объясните мне, что случилось?

— Ваш Сильвестр решил, не знаю уже, по какой причине, выступить против наместника, который правит в Эдессе. Этот город лихорадит. Его царь исчез. Базофон обвинил наместника и в страданиях народа, и в исчезновении монарха, что разъярило владыку, и он готов — чисто человеческая логика! — сжечь ваш погребальный покров.

Иисус рассмеялся от чистого сердца, глядя на расстроенный вид Параклета.

— Вы никогда не поймете людей. Вы — Дух; они же сделаны из внутренностей, кожи, мозга, костей и совсем ничтожного количества духа. Способны ли вы разглядеть ту темноту, которая соединяет их с землей? Но именно эта темнота и делает их такими близкими мне. Что бы я об этом знал, если бы не вышел из лона женщины, если бы, как и они, не страдал в человеческом теле, не рассуждал, используя голову, не любил в этом странном измерении сердца и если бы, как и они, не боялся смерти? Вы никогда не постигнете эту головокружительную тайну.

— В любом случае, если мы не будем действовать быстро, Базофон превратится в пепел, и ваш саван вместе с ним. Наместник, как мне кажется, настроен решительно.

— Ну что ж, сотворим чудо!

— Эти чудеса противоречат правилам. Мне это не нравится…

Иисус по-дружески взял Святого Духа под руку. Они вышли в сад, чтобы вместе выглянуть из-за священных туч. Их острый взгляд прошел сквозь кольца планет и достиг подлунного мира. Сначала они увидели Средиземное море во всей прозрачности и красоте погожего летнего дня. Потом их божественный взгляд скользнул по берегам Палестины, поднялся к Антиохии и затем к Эдессе. Заострив свой взгляд еще больше, они направили его на маленькую площадь, прилегавшую к часовне, где хранился саван.

Погребальный покров был сложен таким образом, что на нем виднелось только лицо. Это был лик с темными глазами, изможденными чертами, обрамленный бородой с двумя клинышками и длинными волосами. Реликвия была вложена в ящик кубической формы с решеткой, дававшей возможность любоваться Святым Ликом.

Охранники вынесли реликвию из часовни и поставили ящик на землю в ожидании, когда будет разложен костер. Другие охранники суетились, принося и укладывая дрова, между тем как третьи сдерживали толпу. Слух о готовящемся событии быстро распространился по всей Эдессе. Люди глухо возмущались, что собираются уничтожить драгоценный Образ, который, как все знали, был нерукотворным. Однако присутствие наместника Шамашграма и его палачей удерживало зрителей от открытых проявлений гнева.