Валерий Смирнов - Чужая осень (сборник)

— Тебе нужно встретиться с Вершигорой, — ответил Сережа.

— Столько свиданий организовываешь за последнее время. Ты с ним работаешь — ты и встречайся.

Рябов перестроился в правый ряд, остановил машину и достал из бардачка генеральский погон.

— Вершигора об этом еще не знает. Приказ будет подписан завтра. Думаю, будет правильным, если ты первым поздравишь его. Пойми, у ментов свои правила игры и нарушать их он не может. Кроме того… Словом, Вершигора сам тебе все скажет. Мы с ним работали плотно. Так что — информация из первых рук. Что бы ты не говорил потом — я себе что-то, как это, отчекрыжил.

— Почему ты сам не доводишь дело до конца?

— Эта линия, считай, закрыта. А ее результат больше нужен тебе.

— Чего это ты такой щедрый, Рябов? Хорошо, когда мы встречаемся с Вершигорой?

— Я тебя к нему уже везу, — пробормотал Рябов, заранее рассчитавший все мелочи, вплоть до моего поведения, так что, хотя мне очень хотелось закурить, я выбросил незажженную сигарету в чуть приоткрытый ветрячок.

Сейчас Вершигора меньше всего походил на генерала. Он открыл дверь, стройный, подтянутый, мускулистый — это хорошо подчеркивала свежевыстиранная футболка и плотно облегающие, немного замызганные, спортивные брюки. Несмотря на то, то Вершигора устроил мне спектакль в райотделе, я рад за него. Потому что на генералов не похож. И вовсе не тем, что звезды к погонам он добирал не в кабинете, а оттого, что находится в форме. Это пентагоновские генералы обязаны наравне с солдатами сдавать спортивные нормативы. Не пробежишь стометровку за положенное генералу время — иди в отставку. А наши генералы почему-то такие пузатые, что заставь их стометровку бежать, где потом на всех лафетов напасешься и гробов по спецзаказу?

В доме у Вершигоры я впервые. Знаю, что еще до нашей подвальной встречи он успел обзавестись женой, воспитывает ее сына и, судя по обстановке, не слишком использует свое служебное положение. Скромно, как у Коти Гершковича. Неужели вправду противоположности сходятся, хотя бы в привычках?

Я достал из бокового кармана плаща плоскую бутылку «Смирновской» и спросил у Вершигоры:

— Стакан граненый есть?

— Ты пить сюда пришел? — негостеприимно бросил Вершигора.

— Пойдем на кухню, люблю дать банку в домашней обстановке, — выразительно смотрю на Вершигору.

Откручиваю пробку, рванулась в стакан водка, наполняя его до краев. Я достал из кармана погон и всунул его в стакан так, что водка стала выплескиваться на до синевы накрахмаленную скатерть.

— У вас так обмывают очередное звание, генерал?

— Нет. У нас только звездочки в стакан положено…

— Извини, не все мне в этом мире известно. Одно прощает, несмотря на всеобщую воинскую повинность…

— Обязанность… — поправил, меня генерал Вершигора. — Откуда знаешь?

— Откуда знаю, что повинность? А вы сделайте эксперимент. Пусть один из райвоенкоматов вывесит объявление: дорогие призывники, пусть кто хочет служить — служит, а кто не хочет…

Вершигора поморщился. Он по прежнему не понимает иезуитской разницы между формулировками и уверен: если ему хочется носить погоны, так это желание обязаны испытывать другие.

— Впрочем, товарищ генерал, тебе виднее. Потому что я человек сугубо штатский, у меня даже, несмотря на всеобщую воинскую обязанность-повинность, военного билета нет.

Вершигора уже не интересовался, откуда я узнал о его повышении. Он молча смотался в комнату и водрузил на стол бутылку «Камю».

— Я еще тогда купил, после подвала. За двадцать рублей. Чувствовал, когда-то разопьем.

— Часом не тогда, когда твои орлы на меня наручники цепляли? Ладно, что было, то… Не хочу с одним глазом ходить. Знаешь, генерал, я рад за тебя. Я думал, ты о том подвале давно забыл, — почему-то расстрогался я. — Давай, выпьем.

— Давай, — сказал генерал Вершигора, — нервы у тебя на пределе. Ты когда-то закусывал коньяк селедкой?

— Не положено, товарищ генерал.

— Я тоже не закусывал. Давай попробуем? Селедку я сам солил. А лимончик к коньячку при селедке найдется.

Мы быстро приговорили эту двадцатирублевую бутылку и селедка под коньяк оказалась довольно приятной закуской. До того приятной, что я даже не спросил Вершигору, зачем ему нужно было сообщать Карпину о некоторых шероховатостях в работе «Содействия».

— Я тебе тоже подарок приготовил, — заявил генерал после того, как селедка и коньяк были доблестно уничтожены. — Пошли мыть руки.

— Ты всегда рисковал, но не до такой степени, — заметил Вершигора, когда я уселся на скрипнувший подо мной диван в его крохотном домашнем кабинете.

— Ты тоже, вроде бы часто свою голову ставил, — отвечаю, прикуривая сигарету. — А сейчас такой бардак, что он наш риск до минимума сам собой сводит. Это хорошо…

Я глубоко затянулся и перестал распространяться. Вершигора, конечно, неплохой парень, но он мент. И этим все сказано. Несмотря на точки соприкосновения, у нас разные взгляды на жизнь. И бутылка уже распита, теперь мы просто партнеры. Не более.

Вершигора достал из допотопного ящика с грампластинками старую папку, тесемки на ней уже уверенно превратились в растрепанную совокупность ниток, соединяющихся в одном-единственном месте. Точь-в-точь, как у людей, подумал я, и внимательно посмотрел на фотографию, которую протянул мне Вершигора.

— Я не знаю этого человека.

— Как не знаешь? — удивился генерал. — Это фото мне дал Сережа.

— Рябов, конечно, великий фотограф, — пробормотал я, чуть ли не краснея по поводу своей неосведомленности, — но мне некогда смотреть на каждого, кого он снимает.

— Да, фотографий много было, — по ответу Вершигоры я понял, что попал в цвет. Еще бы не попасть, зная Сережу. Тем более, что незнакомого мне субъекта щелкнули возле дома, где коротает дни в ожидании лучшей доли еще один генерал. Отставной, правда, но не теряющий надежды вернутся к активным действиям. Напрасно, что ли, Рябов пасет его, используя последние достижения фирмы «Минолта».

— Бывший старший оперуполномоченный областного отделения КГБ СССР Баранаускас, — глухо выдал Вершигора. — Работает в Москве. В свое время Велигуров вытащил его из Каунаса. Велигуров любил находить свежих людей из провинции. Чтобы они всем ему обязаны были. Потом, как правило, они возвращались на места с повышением. Но Баранаускас не вернулся…

— Постой, Вершигора, — я почувствовал что-то важное, но не мог понять что. — Извини, не говори пока ничего.

Еще совсем недавно у меня было такое же предчувствие. С чем оно связывалось? Люди на местах… Люди на местах… Сто тридцать второй номер… Джафаров… А что если?

— Вершигора, «семерка» твой телефон слушает?

Генерал на всякий случай промолчал. Потому сегодня — веселое время, а связь работает так здорово, что ваш разговор может слушать кто угодно, даже сосед по блокиратору.