Джеймс Чейз - С/С том 26. В этом нет сомнения. Шантаж и флакон духов. Скупщик краденого.

— Я выезжаю. — Она положила трубку.

Мы подъехали к больнице почти одновременно. Джин было дальше ехать, значит, она гнала машину на большой скорости. Мы посмотрели друг на друга, когда она вышла из своей машины.

— Это серьезно?

— Не знаю. Сейчас выясним.

Нам повезло. В ту ночь в травматологическом отделении дежурил доктор Генри Стэнстил, мой приятель и партнер по гольфу.

— Как его дела, Генри? — спросил я, едва мы вошли в приемную.

— Так себе. Эти мерзавцы здорово его отделали. У него сотрясение мозга, сломана челюсть и четыре ребра, похоже, его не меньше трех раз били ногой по голове.

— А Ширли?

Кивком головы он указал на дверь в соседнее помещение.

— Она там. Послушай, Стив, у меня сейчас много работы. Вы не могли бы ею заняться?

— Для того мы и приехали. — Я обернулся. — Джин… можно вас попросить?

Она кивнула и исчезла за дверью.

— Он выживет? — спросил я.

— Да, но несколько дней он не сможет двигаться, и может быть, потеряет глаз.

— А что полиция?

— Я сказал им, что пока и речи быть не может о том, чтобы он мог дать показания. Бедняга Уолли не сможет говорить по меньшей мере четыре-пять дней.

Джин ввела Ширли. Я пошел им навстречу. Ширли плакала и дрожала.

— Ширли, дорогая, мне ужасно жаль…

Она вытерла заплаканные глаза и гневно посмотрела на меня.

— Это вы и ваш проклятый журнал! Я предупреждала Уолли… но он не принимал это всерьез. — Она прижалась к Джин, которая быстро взглянула на меня и покачала головой.

Я отступил, и они вышли из комнаты.

— Знаешь, Стив, можешь звонить, когда захочешь. Уолли не умрет. — Стэнстид хлопнул меня по спине и торопливо вышел.

Четыре — пять дней! Я подумал о Горди. Теперь меня мог спасти только Веббер. Если он ничего не откопает, я пропал.

Я медленно пошел по коридору к регистратуре.

— Мэнсон…

Я остановился и обернулся. Ко мне приближался высокий плечистый детина в поношенном дождевике и старой шляпе. Я узнал сержанта Лу Бреннера из городской полиции.

Бреннер был лет тридцати восьми, с бледным лицом, приплюснутым носом и беспокойными маленькими голубыми глазами. Он всегда казался небритым. Я знал, что он обладает недюжинной силой и известен своей жестокостью. Судя по тому, что я слышал, хотя и не мог доказать этого, его излюбленным следственным методом было сначала избить подозреваемого, а уж потом задавать вопросы. Веббер сказал мне однажды, что единственный, кого Бреннер признает — это шеф полиции капитан Шульц. Я заинтересовался и спросил — почему.

— Вы не поверите, но у этого малого очень милая жена. Как-то раз миссис Бреннер возвращалась домой и на нее набросился какой-то наркоман. Он был на взводе. Шульц — тогда он еще был лейтенантом — увидел это, но издалека, и он не мог поспеть ей на помощь. Ну, а у этого парня был нож. Так вот, Шульц его пристрелил. Говорят, что такого выстрела еще никто не видел. Ну это, может, и преувеличение, но факт, что пуля пролетела под рукой у миссис Бреннер и разнесла наркоману голову. Ее только царапнуло ножом. Бреннер никогда этого не забывает. С тех пор он заглядывает Шульцу в рот, и так будет всегда.

Я посмотрел на Бреннера.

— Что вам угодно? — спросил я.

— Я хочу с вами поговорить, — Он нахмурился. — Этот Митфорд… он нас интересует. Чем сейчас занимается?

— Почему вас это интересует?

— Свидетели показали, что, когда он выходил из машины, на него набросились двое парней и взяли его в оборот. Они избили его и удрали, захватив с собой его портфель. Мы хотим знать, грабеж тут или Митфорду дали понять, чтобы он о чем-то помалкивал.

Я торопливо соображал. Уолли занимался подрядами на строительство нового здания школы. Он наверняка имел при себе документы, которые могли бы изобличить Хэммонда. Вероятно, в портфеле также находились материалы, относившиеся к универмагу «Велком», а они могли скомпрометировать ряд женщин из состоятельных семейств, живущих в Истлейке. Впрочем, я не собирался выкладывать это Бреннеру.

— Он занимался контрактами на постройку школы, — сказал я. — Смета оказалась на пятьдесят тысяч выше, чем ожидалось.

Он задумчиво посмотрел на меня.

— Это дело муниципалитета. Больше ничего?

— Насколько мне известно, нет.

— Похоже, мне придется поговорить с его женой. Она уже уехала домой?

— Кажется, да. Но вы напрасно уверены, что если речь идет о делах муниципалитета, то не могло случиться, что кто-то попытался замести таким образом следы.

Он сдвинул шляпу на затылок.

— Верно. Что ж, раз вы суете свой нос в чужие дела, так считайтесь с тем, что его расквасят.

— Вас можно процитировать, сержант? Ваше высказывание очень заинтересовало бы мистера Чендлера.

— Думаете? — Его глазки беспокойно забегали. — Смотрите, чтобы и вашему носу не досталось, — сказал он и ушел.

Его слова не прибавили мне спокойствия. Я спрашивал себя, что он скажет, когда прочтет наш следующий выпуск. Ширли, конечно, знает о предстоящей атаке на Шульца. Если Бреннер доберется до нее, она может наговорить ему лишнего в своем теперешнем состоянии. После короткого раздумья я зашел в телефонную кабину в холле и позвонил Ширли. Никто не отвечал. Я сообразил, что Джин, вероятно, отвезла ее к себе, и позвонил туда. Она сразу же сняла трубку.

— Ширли у вас? — спросил я.

— Мне только что удалось уложить ее в постель. Я дала ей две таблетки. Надеюсь, она проспит до утра.

— Полиция хочет поговорить с ней, Джин. Прошу вас, подержите ее пока у себя. Что это она говорила о нашем «проклятом журнале»?

— Она думает, что Уолли избили из-за Хэммонда.

— Ей что-нибудь известно об универмаге?

— Не думаю. Она все твердит про Хэммонда.

— Завтра можете не приходить на работу, если вам не удастся успокоить ее. Я не хочу, чтобы она что-нибудь говорила копам о наших делах.

— Я все устрою. Вы не могли бы позвонить мне завтра часов в восемь?

— Обязательно позвоню. Спасибо вам за все.

Я повесил трубку и медленно пошел к машине. Все равно я ничего не смогу сделать до утра. Завтра я должен встретиться с Эрни Мэйхью и постараюсь раздобыть деньги. В редакции меня будет ждать доклад Веббера о Горди. Это самое главное. Если Веббер подведет, останется лишь любой ценой занять денег…

Домой я вернулся в четверть одиннадцатого. Не светилось ни одно окно. Неужели Линда уже спит? Я надеялся на это. У меня пропало всякое желание говорить с ней. Я открыл дверь, вошел в салон, включил свет и огляделся.

На столе лежал листок бумаги. Я подошел, чтобы взглянуть на него. Это была записка:

«Дорогой Стив!

Я забираю Линду к себе. Ее синяк дня через два, наверно пройдет, но ни к чему, чтобы тем временем пошли слухи, поэтому она пока побудет у меня.