Георгий Айдинов - Неотвратимость

А мастер вождения он непревзойденный, пожалуй, лучший во всем управлении. И сейчас, изредка вскрикивая сиреной, ляминская «Волга», нигде ни секунды не задерживаясь, мчалась с такой скоростью по еще оживленным московским улицам, что при звуке ее сирены светофоры испуганно мигали желтым глазом и сразу во всю мочь услужливо начинали светить зеленым.

Было уже за полночь, когда они приехали в Перово и остановились посредине Липовой аллеи. Здесь. Вон и машина «Скорой помощи»: через матовые стекла освещенного кузова видны тени склоненных фигур. Возле «Скорой» — группа людей: милицейские шинели, несколько человек в штатском.

— Прибыл? Порядок, — майор Вазин оглянулся. — А Шлыков откуда взялся? Сиамские близнецы, так? Всегда вместе. Ладно. Вместе, значит вместе. Невеселые коврижки, старший лейтенант. «Таксисты» опять сработали.

Майор сделал знак водителю другой, перепоясанной красной полосой «Волги», стоявшей на противоположной стороне, — мол, подъезжай сюда — и продолжал:

— Я тебя потому и вытащил, Калитин. Из дома? Да? Ты уж не обижайся. Раз «таксистами» тебе поручили заниматься, чую, пойдут у тебя теперь белые ночки. Сейчас врачи похлопочут над потерпевшим, обязательно надо его опросить прежде, чем увезут в больницу.

Потерпевший — им оказался водитель такси Дмитрий Селиверстович Черемисин, — бледный от пережитого потрясения и потери крови, но дюжий, крепкий мужчина, в больницу ехать категорически отказался.

— Чего там. Уже все прошло. Мне машину свою найти надо. Как я в парк без машины заявлюсь? И гадов этих буду помогать ловить. Из-за восемнадцати рублей чуть жизни не лишили, подонки проклятые.

Вот что рассказал Черемисин.

Время близилось к одиннадцати часам. Скоро конец смены, в парк ехать, а плана нет — выручки и двадцати рублей не наберется. Черемисин подъехал к Казанскому вокзалу. Авось найдутся выгодные пассажиры: как раз должны прийти поезда с юга. Да и посетителей из вокзального ресторана можно подхватить.

Подошли двое. Один в теплой кепке с ушами и в короткой коричневой, подбитой мехом куртке из кожзаменителя, которую обычно носят шоферы. Внешность у него непримечательная, и он, Черемисин, ничего не может сказать больше о его приметах. Разве только разговорчивым был этот пассажир куда более, чем второй: расспрашивал Черемисина, как работается, сколько денег за смену привозит, щедро ли дают пассажиры «на чай». Посмеивался. И вообще вел себя непринужденно, как ни в чем не бывало.

Зато второй пассажир сразу вызвал настороженность у Черемисина. По Москве уже полз слух о разбойных нападениях на таксистов. И севший позади мрачный черный детина очень не понравился водителю. Круглая шапка-финка сдвинута чуть не на затылок и не скрывает буйную поросль мелкокудрявых волос. Похоже, что на лице у него — черная полумаска. Такой узкой была полоска лба, что широкие черные брови почти совсем не отделялись от смолисто-черных волос. Квадратные плечищи распирают темное, похожее на морской бушлат полупальто. Все это хорошо рассмотрел Черемисин, внимательно наблюдавший в висевшее перед ним зеркальце своего угрюмого заднего пассажира. Типичный громила. Черемисин на всякий случай нащупал тяжелый ключ. И вероятно, многоопытный — уже двадцать лет в такси — водитель все же остановился бы возле какого-нибудь милицейского поста, да его успокаивал сидевший рядом балагур в кожаной куртке.

— Вот сюда рули, шеф, тут покороче будет путь. И не хмурься. Подкинем и мы тебе малость, не пожалеешь. Доставь только в сохранности до места.

Въехали на Липовую аллею. И вдруг Черемисин почувствовал, как железный обруч стиснул ему горло. Сидевший позади бандит с ужасной силой душил его, запрокидывая голову на спинку сиденья. Тот же, что был рядом, приставил к груди Черемисина нож, а второй рукой перехватил руль. Действуя умело, с профессиональной ловкостью, он прижал машину к обочине и остановил ее, скинув ногу Черемисина с тормозной педали. И стал обшаривать карманы хрипевшего водителя.

— Тихо, дядек, не рыпайся, — приговаривал парень в кожаной куртке. — А то мы тебе можем карачун устроить.

Но, несмотря на страшную боль в стиснутом горле и прерванное дыхание, Черемисин сознание не потерял. Нечеловеческим усилием сумев как-то извернуться, он ударил ключом душителя. Тот взвыл и обрушил на голову водителя кастет или какое-то другое металлическое орудие. Шофер потерял сознание.

Очнулся он в кювете. Закричал. Его услышал прохожий, который привел милиционера.

— Может, еще что приметное запомнилось — во внешности или в поведении, в сказанном преступниками? — спросил Павел Калитин.

Сотрудники МУРа и консультант из ГАИ расспрашивали водителя таксомотора в кабинете начальника местного отделения милиции. Как ни настаивали на госпитализации врачи «Скорой помощи», Черемисин и слышать об этом не захотел. Дал расписку в том, что сам, по собственной воле, отверг предложение медицинских работников. Для него нашелся стакан горячего крепкого чая. Дежурный по отделению поделился своим огромной величины бутербродом с холодным мясом, видно припасенным на ночь. Подкрепившись и придя немного в себя, Черемисин готов был сейчас же, немедленно ринуться на розыск и своей машины и душителей. Но, кроме сказанного, никаких подробностей еще он сообщить не смог.

— Не будем терять время, — поднялся с места майор Вазин. И распорядился: — Шлыков! Доставьте пострадавшего на нашей машине домой. Вы, Калитин, свяжитесь с дежурным по городу и ориентируйте его о происшествии. Пусть даст какие нужно указания. Заодно поинтересуйтесь новостями.

Майор подошел к Черемисину и пожал ему руку.

— Спасибо вам, товарищ. За мужество. За помощь. Если сумеете, загляните к нам завтра днем. Теперь уже сегодня днем, — поправился майор, взглянув на часы. — Пропуск вам будет заказан. Знаете адресок?

— Кто же его не знает.

— На всякий случай вот вам номер телефона. Не сумеете приехать, звоните. Вы нам будете еще очень нужны.

— Задержите голубчиков?

— Придет их срок. Не сомневайтесь.

Машину Черемисина вскоре нашли вблизи шоссе Энтузиастов. А под утро преступники тем же манером ограбили еще одного водителя такси, выбросив его потом на ходу из машины и причинив тяжкие увечья. Душители поживились лишь семью рублями: шофер с начала смены проработал на линии всего несколько часов.

И к тому же разбойники допустили промах.

Лев Толстой в «Войне и мире» несколько раз возвращался к размышлениям о мудрой сути своей любимой игры — шахмат. В одном месте романа он замечает:

«Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему потому, что противник воспользовался ею».