Георгий Айдинов - Неотвратимость

Он и не воспользовался им, хотя держал пистолет наготове, с пулей, засланной в ствол. Преступник даже не понял вначале, что с ним произошло, так внезапно с трех сторон напали на него оперативники. А в следующее мгновение уже поздно было реагировать: руки оказались вывернутыми за спину, горло сжато намертво, а пистолет и нож перекочевали в карманы тех, кто его сбил с ног.

При первом допросе Туркин внятно ответил на все анкетные вопросы протокола. Но как только зашла речь о том, где он взял пистолет, сначала пробормотал, будто купил его на Казанском вокзале у неизвестного, а потом стал нести околесицу. Он плел что-то относительно парадокса времени, о влиянии кибернетики на развитие философии, о физиологии высшей нервной деятельности и телепатии. Разумная речь перемежалась у него с полной мешаниной понятий, он все более возбуждался и повышал голос. Но вдруг на полуслове замолк. И больше от него ничего добиться не удалось.

— Симулирует? Или правда не в себе? Как вы считаете, Александр Титыч?

Павел уже проинформировал начальника отдела о результатах поездки в Башкирию, в том числе и о знаменательном разговоре с, несомненно, знающим городским психиатром в Кумиртау. Подполковник Миронов не торопился с ответом. Они сидели со старшим лейтенантом в приемной у комиссара, которому должны были доложить о последних результатах дознания.

— Что я тебе могу сказать, Павел Иванович. Ты сам знаешь очень хорошо — не зря учился, — наука наша утверждает, что у подобных типов, сознательно идущих на то, чтобы уничтожить человеческие жизни, как правило, бывают, больше ли, меньше, отклонения в психике. Не может нормальный человек совершать такое. Но есть психическая нечувствительность. А есть атрофия нравственного чувства. Существует и такое понятие, как индивидуальное вырождение. С чем мы имеем дело? Я бы сейчас не теребил себя подобными сомнениями. Степень вменяемости Туркина, способен ли он нести ответственность перед законом за свои действия, — это, конечно, предстоит решить только экспертизе. Наше же с тобой дело — добывать доказательства вины, уличать преступника, ставить его перед необходимостью признавать очевидное.

Хлопот с Туркиным и дальше было много. Он ни в чем не сознавался, даже под воздействием неопровержимых улик, под перекрестными взглядами опознавших его свидетелей.

Вызвали из Тольятти Леню Баскина. Среди многих сидевших в комнате и так же, как Туркин, одетых мужчин, примерно одного возраста с преступником, Баскин сразу определил того, кто вел с ним разговоры в трамвае, водил по останкинским гостиницам и покушался затем на его жизнь.

Вскоре торжествующий Леня Баскин отбыл на берег Куйбышевского моря, в свой молодой город Тольятти. В боковом кармане его, как и прежде застегнутом английской булавкой, находилась уже не пачка денег, а одна-единственная бумажка: квитанция на новенькую «Яву-350», ехавшую в багажном вагоне поезда вместе со своим хозяином.

Станет запираться Туркин или нет, прикидываться сумасшедшим или демонстрировать «минуты просветления», которые будто бы на него находят, — теперь это уже не имело решающего значения. Он был изобличен по всем статьям.

Уже не оставалось почти никаких сомнений, что смерть Ани Мошкиной — тоже на совести Туркина. Это «почти» подчеркнуто вовсе не потому, что не совпадали некоторые показания свидетелей и действительные факты: нет, и тут нужны были неоспоримые доказательства его вины. Скажем, такое, как опознание родственниками и подругами Ани Мошкиной ее часов и кружевного платочка, которые были найдены в сарае на Малой Оленьей улице. Или показания приятеля Осипа Туркина — юриста, предоставившего ему на время своей командировки квартиру в городе Бабушкине. Или, наконец, бесспорное опознание Туркина старым официантом из ресторана «Останкино». Обладая редкой памятью на лица, официант среди десяти фотографий похожих девушек безошибочно указал на Аню Мошкину. Потом точно описал ее спутника, которого обслуживал с ней вместе вечером того дня, когда произошло убийство. А вслед за этим, войдя в соседнюю комнату, где сидело восемь парней — одинакового роста и комплекции с Туркиным, так же причесанных, таких же черноглазых и почти столь же угрюмых, — официант, ни мгновения не задумываясь, выделил преступника.

А через несколько дней Осип Туркин сам попросил, чтобы его вызвали на допрос, и сделал, как было записано по его требованию в протокол, «добровольное» признание. Все рассказал о своем знакомстве с Аней Мошкиной, о возникшей между ними дружбе. И на всякий случай, отдавая дань якобы владеющей им мании, с циничной небрежностью говорил о том, как, гуляя с девушкой в Останкинском парке, пришел в ярость и задушил ее лишь потому, что она случайно произнесла фразу, которую он уже не один раз слышал по поводу своих «открытий». Ну, а потом взял сумочку с деньгами и снял с руки часы — смешно было бы оставлять их в таких обстоятельствах.

Февраль обычно месяц оттепелей и снегопадов, солнечных дней и метелей. А нынешний февраль выдался в Москве самым морозным за всю зиму, и вьюги, сильные ветры только делали его лютее.

Семья Калитиных отмечала сразу два радостных события: День Советской Армии и присвоение Павлу звания капитана милиции. Несмотря на холод, гостей ожидали столько, что пришлось к обеденному столу приставить письменный и даже кухонный.

Проделаем и мы на прощанье не столь уж длинный путь от центра города до станции метро «Войковская». Сядем там на трамвай двадцать седьмого маршрута, берущего свое начало именно отсюда. И проедем минут десять до остановки с романтическим названием «Старое Коптево». Старого в этом районе ничего не осталось, кроме названия. Кругом новые пятиэтажные дома, новые магазины, новые школы, новые кинотеатры.

Пройдем совсем немного назад и войдем в предпоследний подъезд. Поднимемся на третий этаж. И сразу поймем, что нам нужно звонить вон в ту квартиру с табличкой «112» на двери: из нее доносится характерный гул праздничного вечера — общий разговор, выкрики, смех.

Ну, конечно, лица все знакомые. На кухне рядом с Лидой хлопочут мать Павла — Елена Михайловна и специалист не только в области криминалистических экспертиз, но, как оказалось, и великолепный кулинар — Софья Исааковна Бурштейн. Отец Павла Иван Георгиевич занимает Александра Титыча Миронова с супругой.

«Молодая гвардия» — Петя Кулешов, Валерка Венедиктов, Иван Пащенко и конечно же Серега Шлыков устроили своеобразный курительный клуб на лестничной площадке. Вскоре к друзьям присоединился и Павел, шутливо принявшийся было разгонять руками слоистые облака синего сигаретного дыма, заполнившие все пространство площадки.