Себастьян Жапризо - Дама в автомобиле

Ожидая, когда мне оформят получение денег, я увидела большую дорожную карту на стене и вспомнила одну фразу в телефонограмме: «Я поеду за тобой в Вильнев». Я посмотрела, нет ли Вильнева в районе Шестого или Седьмого шоссе, между Парижем и Марселем. Были Вильнев-Сен-Жорж, Вильнев-ла-Гияр, Вильнев-сюр-Иони, Вильнев-л’Аршевек, Вильнев-лез-Авиньон, и много еще других городков с этим названием, не считая, конечной, деревушек, которые не помечены на карте. Сперва у меня опустились руки.

Я взяла на заметку Вильнев-ла-Гияр, который находится сразу после Фонтенбло, где я в последний раз открывала багажник и видела, что он пуст, а также Вильнев-сюр-Иони, около Жуаньи, где я встретилась с похитителем фиалок. Но скорее всего оба эти городка не имеют никакого отношения к моей истории. Мамуля сказала: «Совершенно никакого, если вспомнить телефонограмму. Она была адресована пассажиру самолета. Кто же полетит самолетом в Вильнев-ла-Гияр, который находится в пяти сантиметрах от Парижа, можешь сама измерить».

Я получила деньги, спрятала их в сумочку и спросила, есть ли в Касси агентство путешествий. Оказалось, есть, в соседнем доме, мне нужно всего лишь выйти из одной двери и войти в следующую. Это я приняла за хорошее предзнаменование, тем более что на объявлениях, почти одинаковых, вывешенных на дверях банка и агентства, я прочла, что сегодня, в понедельник, тринадцатого июля, они работают до девятнадцати часов. Бог дал мне возможность получить деньги, и у меня оставался еще целый час. Мамуля спросила: «Зачем?» Я и сама не знала. Просто чтобы двигаться, чтобы сделать еще что-то, что свойственно живому существу, чтобы побыть на свободе до того, как в моей машине обнаружат труп и меня схватят, бросят в темную камеру, где я буду сидеть скрючившись, обхватив голову руками, как младенец во чреве матери, как в те времена, когда меня носила в своем теле Рената Кастелляни, Лонго по мужу, родом из Сан-Аполинера, провинция Фрозинон.

Я попросила дать мне расписание «Эр Франс» и, выйдя из агентства, принялась изучать его, стоя на залитом солнцем тротуаре, по которому толпой шли на пляж курортники. Четыреста пятый рейс, указанный в телеграмме, был рейс Париж — Марсель. Обслуживали его «каравеллы». Самолет вылетал по пятницам, если это не совпадало с праздником, из Орли в девятнадцать часов сорок пять минут и прибывал в Марсель (аэропорт Мариньян) в двадцать часов пятьдесят пять минут. Я сразу же подумала: «Вильнев, который я ищу, должен быть Вильнев-лез-Авиньон, так как другого южнее на карте нет». В то же время в моей памяти зашевелилось что-то смутное и гнетущее, я никак не могла определить, что, не могла вытащить это на поверхность.

Я поискала глазами «тендерберд». Он по-прежнему стоял у противоположного тротуара. И вдруг мне вспомнилась карточка на конторке в гостинице «Ренессанс» в Шалоне, и я поняла, что это и угнетает меня. Ведь именно в «Ренессансе» мне сказали, что когда я якобы останавливалась у них в первый раз, я ехала из Авиньона, и я им ответила, что это чепуха. «Вот видишь, — сказала мне Мамуля, — все специально подстроено, чтобы погубить тебя, все предусмотрено заранее. И если в твоем багажнике обнаружат труп, кто же тебе поверит, что ты ни при чем? Умоляю тебя, беги, беги куда глаза глядят, и никогда не возвращайся». И я опять не послушалась ее.

Я пошла на пристань. Накануне, когда я спрашивала дорогу в гостиницу «Белла Виста», я заметила в конце набережной почтовое отделение. Сейчас, проходя мимо, я вспомнила, как там же у пристани, только поздно вечером, какой-то подвыпивший молодой человек чмокнул меня в губы, и инстинктивно обтерла рот забинтованной рукой. Я ответила Мамуле: «Не волнуйся, подожди, я еще не начала защищаться. Я совсем одна, это правда, но я ведь всегда была одинока, и пусть даже весь мир ополчится против меня, словом, я собиралась с силами.

В почтовом отделении было темно, особенно после яркого солнца улицы, и мне пришлось сменить очки. Я увидела прикрепленные к покатой конторке несколько телефонных справочников всех департаментов. Я раскрыла справочник абонентов департамента Воклюз. Некий Морис Коб действительно проживал в Вильнев-лез-Авиньон.

В глубине души, видимо, я на это не рассчитывала. Сердце мое тяжело застучало. Я не могу объяснить, что почувствовала в тот момент. Его имя было напечатано, и это было нечто отрезвляюще холодное, реальное, гораздо более реальное, чем телефонограмма, переданная из моей квартиры, чем труп, запертый в багажнике машины. Любой человек — и не только в последние два дня, но много месяцев раньше — мог раскрыть толстую телефонную книгу и прочитать эту фамилию и этот адрес. Да, я не могу объяснить, что я почувствовала в этот момент.

В книге значилось: «Морис Коб, инженер-строитель, вилла Сен-Жан, улица Аббеи».

И я опять почувствовала, как во мне зашевелилось какое-то воспоминание, или бог его знает что, зашевелилось, пытаясь добраться до моего сознания. Вилла Сен-Жан. Шоссе Аббеи. Инженер-строитель. Вильнев-лез-Авиньон. Нет, это не будило во мне никаких ассоциаций, а то смутное воспоминание, которое пробивало себе дорогу к моему сознанию, замерло где-то на полпути, и у меня вообще уже не было уверенности, что оно появлялось.

Я раскрыла еще один справочник. Справочник департамента Ионн. Там я прочла, что в Жуаньи есть несколько бистро, но на Шестом шоссе только одно — «Ветеран дороги» и его владелец — Т. Поззон. Это, должно быть, то самое бистро, где я останавливалась и где водитель грузовика похитил у меня фиалки. Я запомнила номер телефона 5-40 — «пять-сорок» и вышла на улицу.

Когда я вернулась к машине, солнце было уже высоко, и тень прикрывала ее только наполовину, но я даже не успела встревожиться по этому поводу. Перед машиной стояли два жандарма в формах цвета хаки.

Я увидела их в последнюю минуту, когда чуть не натолкнулась на них. Я всегда хожу, глядя в землю, из страха, что не замечу какого-нибудь слона и споткнусь о него. До восемнадцати лет у меня не было очков с такими хорошими стеклами, как сейчас, и я то и дело оказывалась вверх тормашками, почему меня и прозвали «летающей самоубийцей». И особенно часто я сталкивалась — о, это кошмар! — и до сих пор сталкиваюсь с какой-нибудь большой детской коляской, оставленной у дверей дома. Однажды потребовались три человека, чтобы уладить этот конфликт.

И вот, подняв глаза и увидев — удар, от которого можно грохнуться в обморок, — около «тендерберда» двух жандармов, я чуть было не бросилась бежать прочь. Мамуля сказала мне: «Да что ты! Не останавливайся, не глядя на них, пройди мимо». Но я остановилась.

— Это ваша машина?

Я сказала «да», я попыталась это сказать, но не смогла издать ни единого звука. Оба жандарма были высокого роста, и тот, который выглядел помоложе, как и я, носил темные очки. Он-то и заговорил первым, попросив меня предъявить документы. Я обошла машину, чтобы взять их из ящичка для перчаток, а в это время жандармы, не говоря ни слова, направились к багажнику. Мамуля сказала мне: «Ну, что же ты стоишь, как чурбан, нужно удирать, спасайся, беги скорее, делай же что-нибудь». Я подошла к жандармам и протянула конверт с документами на машину. Он вынул их, взглянул на техталон и сказал: