Руслан Белов - Кол Будды

- Ну и что? Все женщины живут с мужчинами. А если везет, то с несколькими.

- Ты не знаешь, какой он. Когда я сказала о нем, мне захотелось помыться.

- Теперь я - твой мужчина. И буду таковым, пока ты мне не изменишь. Хотя мне кажется, сейчас кажется, и это не поколебало бы мое отношение к тебе.

- Я не буду тебе изменять, пока ты будешь таким.

Смирнов шагнул к женщине.

- Я так люблю тебя...

- Но почему? Почему? - заплакав, обняла его Наташа. - Ведь я травила тебя, я целовала тебя, брала твое тело, а потом травила! Нет, ты не можешь меня любить!

- Глупенькая! Я же бессметный, и все попытки лишить меня жизни воспринимаю по-своему. Как бы тебе объяснить... Ну, как будто бы ты насыпала мне соли в кофе, или сахаром селедку посыпала... Или нет, можно сказать лучше - ты просто попыталась перепилить меня гусиным перышком.

Наташа, продолжая плакать, прижалась к нему. Поцеловав ее в голову, Смирнов проговорил, глядя на море, готовое отдаться непогоде, шедшей со стороны Анапы:

- Давай, забудем об этом и подумаем, что нам делать дальше. Ты говорила, что твоя дочь у Олега. И потому мне кажется, что сейчас ты должна позвонить ему и сказать, что выполнила поручение. У тебя есть мобильник?

- Да.

- Звони, давай.

Наташа вытерла слезы и, посмотревшись в зеркальце и удостоверившись, что тушь не потекла, - а как она могла потечь, французская? - вынула из кармана мобильный телефон, набрала номер и через несколько секунд заговорила:

- Олег, ты? Все в порядке. Плачу? Да нет, тебе показалось, нормальный у меня голос... Хотя все может быть после такой ночи. Так вот, из шести баночек он выпил четыре, а две, смеясь, бросил в костер. Ты, наверное, догадываешься, какие. Потом я вколола ему в вену яд, и он не умер... Почему? Не знаю, спроси у него сам... Он сейчас нажрался и спит без задних ног... Нет, еще вколоть я не могу. После того, как он получил смертельную дозу, он поспал, потом съел все, что было, и полез меня насиловать. Я не далась, но он повредил все шприцы... Что? Спать с ним?! Да я его боюсь!!! ... Ну ладно, уговорил... Мы пойдем в сторону Туапсе, и я буду тебе звонить... Хорошо... Не беспокойся, я все узнаю... Как там Катя? ... Не Катя, а Людмила?.. Папой называет?.. А Зину мамой... Спасибо... Передай ей, что Галочка очень ее любит и сильно скучает. Пока.

Спрятав телефон, Наташа некоторое время переживала последние слова Олега.

Она умела переживать боль - научилась. Сконцентрировав ее в центре сознания, в сердце, она постаралась ощутить, впитать ее каждой своей клеточкой. И боль послушно впиталась, отложилась осадком, ушла, конечно, на время, но ушла.

Очувствовавшись, Наташа посмотрела на Смирнова, привыкая к нему как к соумышленнику; привыкнув, сказала:

- Знаешь, что я думаю, милый? Я думаю, что нам надо найти какой-нибудь приличный пансионат и на пару дней залечь в нем, не привлекая ничьего внимания. Заляжем, вымоемся и обдумаем, что делать дальше. Как ты к этому относишься?

- По-моему это великолепное предложение...

- Ты что-то хочешь сказать? Говори, я вижу по твоему лицу.

- Да... Ты знаешь, мне понравилось делать это прилюдно...

- Нет, милый. Я не хочу, чтобы это вошло в привычку. Да и людей вокруг нет, рано еще.

- Ну тогда, давай, сделаем это неприлюдно.

Улыбнувшись, она отрицательно покачала головой.

- Я не хочу, чтобы ты видел во мне только... Ну, в общем ты понимаешь... Пошли?

Он взял ее рюкзак, и они, рука в руке, пошли к лагерю за вещами Смирнова.

33.

После звонка Наташи довольный Олег некоторое время обозревал зад Зиночки, лежавшей к нему спиной. Он, хотя и прикрытый струившимся алым покрывалом, стоил внимания. В детской спала дочь Людмила - Олегу захотелось некоторое время почувствовать себя отцом кудрявой светловолосой девочки с таким именем, и он попросил Карэна устроить ему это.

Карэн устроил, хотя у Зиночки был пятилетний сын Вадим. И устроил так, что клиент счастливо засмеялся - Карэн привел ему Катю, смешливую дочь Галочки.

Зиночка во сне повернулась к нему лицом. Оно, хотя и безупречное, выглядело бездушным, даже механическим.

Олег поднялся, прошел на балкон. Накрапывал дождь. Море безропотно принимало его бесчисленные уколы. Он представил, как Смирнов и Галочка сидят в палатке, теребимой небесной влагой, и думают, что делать дальше.

"Вместе думают или по отдельности? - задался он вопросом, закурив сигарету. - А впрочем, это не имеет значения. Главное, я всегда буду знать, где находится кол Будды.

Глубоко затянулся. И вновь увидел изнутри двухместную палатку, которую сам покупал в "Спорттоварах". Когда виртуальная Галочка, выполняя его приказ, занялась со Смирновым любовью, усмехнулся и, сфокусировав глаза на черном горизонте, задумался о деле.

Как мы уже говорили, он был удовлетворен ходом событий. Смирнов не привирал, рассказывая о коле Будды, а это главное. Ему было важно знать, наверняка знать, что в природе существуют магические вещи, способные действовать сами по себе. Выпущенный из рук камень летит к земле, а кол держит смерть - получалось, что это явления одного порядка.

- Кол держит смерть... - повторил Олег вслух, и тут же мысль его напряглась: - Но ведь должна же быть еще и веревка? Или цепь? Может, дело вовсе не в коле? Ведь кол, любой кол, можно легко вбить, вбить даже в скалу, это может сделать каждый. А кто может накинуть невидимую петлю на шею невидимой Смерти? Кто может сковать ее невидимой цепью?

Никто... Никто живой. Но, может быть, Смерть ходит с петлей на шее? Или с цепью, неслышно гремящей сзади? И все, что надо сделать, это подхватить украдкой эту цепь и прикрепить ее к чему угодно? К колу, дереву, камню? Или к чему-нибудь словесному? К своему языку, как возможно, сделал Смирнов?

Нет, видимо, нет никакой веревки, никакой цепи. Просто этот кол держит смерть, как игла держит высушенную бабочку. Кол Будды обездвиживает смерть. Он убивает ее, но на время, потому что навсегда ее убить невозможно.

Однако хватит фантазий. Несколько часов пообщался с этим словоблудом и теперь думаю, черт знает о чем. Веревка, цепь, смерть смерти... Смех, да и только.

Надо действовать.

Надо заставить его подарить мне этот кол. И когда он это сделает, пустить ему пулю в лоб. Если голова его треснет, как глиняный горшок, и если он от этого умрет, значит, мне жить. Это будет последней проверкой.

А заставить его отдать мне кол - это просто. Надо сделать его жизнь невыносимой. Надо сделать так, чтобы он полз за мной, плача и рыдая. Полз и умолял принять от него этот кол, принять великодушно, чтобы он, Смирнов, мог пожить, еще хотя бы немного пожить без боли. Надо сказать Галочке, чтобы она подготовила его к этому шагу. И влюбила в себя до посинения. Ей легко будет это сделать. Все дураки влюбчивые. Как он смотрел на эту длинноногую проститутку! Как на небесную женщину, как на человека... А я трахал ее за сто баксов на капоте "Мерседеса". И ей понравилось, так понравилось, что, увидев меня, вошла в кафе, села рядом и стала строить глазки...