Людмила Бояджиева - Золотая рыбка

— Мне надо послать их в Кливленд.

— Все?! А сама летишь в Москву?

Полина усмехнулась. Они говорили о чем угодно, только не о том, что собираются делать дальше.

— Не задавай глупых вопросов. У меня фальшивый паспорт и нет российской визы…

Пошли.

Они молча направились в здание банка, манившее прохладой и надежным комфортом. Не сговариваясь, разошлись в разные концы зала, к самым дальним окошечкам. И вскоре вновь встретились у входа, подмигнув друг другу: порядок!

Солнце уже вовсю разогрело мостовую. Они стояли у дверей банка, глядя на оживленно двигавшихся в обе стороны людей. Сдвинув темные очки на лоб, Рэй с мечтательной улыбкой крутил головой, словно человек, выпущенный из тюрьмы после длительного заключения. Ноздри трепетали, втягивая запах улицы.

— Ты чувствуешь?

— Что? — Полина настороженно огляделась.

— Ты чувствуешь себя миллионершей? Я всегда задавал себе вопрос — как они видят все вокруг, ну эти… с миллионами на личном счету?

— И как? — Полина подумала о своих деньгах, но ничего особенного не ощутила.

Рэй сделал кислую мину:

— Черт его знает! Наверно надо привыкнуть, вжиться в образ. Во всяком случае, я чист и свободен. Завел солидный счет, погасил задолжность Бартону и ещё припас кое-что. — Он хлопнул себя по нагрудному карману. — Пора отпустить таксиста. багаж оставим в камере хранения и пойдем гулять. Я должен показать тебе город, на звездном бульваре которого будет красоваться мое имя.

Полина сощурилась от яркого солнца:

— Давай в другой раз, а? У меня все ещё мандраж воришки, торопящегося удрать подальше от места преступления. Самолет на Кливленд через час. Я могу успеть.

Рэй сник.

— Почему получается все наоборот? Кидаешься в загул, когда радоваться совсем нечему. А если один раз в жизни привалило все сразу, должен проглотить на ходу гамбургер и забыть о празднике?

— У тебя ещё будет праздник. — Полина пошла к ожидавшему их такси.

Через полчаса, зарегистрировав билет Марты Ламс и сдав чемоданы, они сидели в зале ожидания.

— Не думал, что финал будет таким кислым… Рассчитывал на нечто феерическое…

Наверно, чего-то я в этой жизни не усек.

— У тебя здесь, наверняка, много знакомых… Твои подружки придут в восторг.

Закатишь банкет. Только держись подальше от правды, живописуя свои подвиги.

— Черта с два! Похоже, я поумнел… И разочаровался в женщинах.

— Ты уже заявлял мне это в начале нашего знакомства. Я думала, ты голубой.

— Был зол на Глен.

— А теперь на меня?

— На себя. Не умею удержать то, что мне нравится. Наверно, плохая наследственность.

Полина прислушалась к голосу диктора, объявлявшему рейсы: — Мне пора. Приглашают на посадку.

— Постой! Ты долго будешь у Бартона? — остановил её за руку Рэй.

— Не знаю… Честное слово, не знаю… Но мне теперь позарез надо в Москву… А что будешь делать ты?

— Крутану пленку с мисс ле Бланк по телеку. Потом… Черт знает! Прежде всего, мне надо восстать из мертвых. Ведь Берри успели похоронить. Забавная, полагаю, будет возня… — Рэя и Полину уже разделяла стойка. Она протянула руку, он сжал её ладонь.

— Удачи, человек со скалы. — Полина строго взглянула исподлобья. — Ты везучий, Рэй.

Поверь. И только не говори, что я сука.

Перемахнув через стойку под вопли служащей аэропорта, Рэй сгреб Полину в охапку и запечатлел поцелуй, которым завершаются самые крутые голливудские мелодрамы.

Тимоти Бартон устроил себе праздник. Несколько раз в году он позволял себе выкурить сигару, сидя за столиком в саду. Столик из японского бамбука, на нем кружевная джутовая салфетка ручного плетения и бутылка гавайского рома. Много, очень много лет назад, он сидел с точно такой же сигарой, глядя на заходящее в море солнце. Великолепный, бескрайний, полыхающий пожаром закат охватил горизонт над Карибским морем. Тимоти отдыхал в саду белокаменной виллы в окрестностях Монтего-Бея — чудесного города на западе Ямайки, и смотрел он в сторону острова Куба, провозгласившего независимость. Можно было бы задуматься о будущем республики и равновесии сил крупнейших военных держав, США и СССР, если бы не размягчающая мозги радость. Миновал кризис, получивший название «карибского», над миром пронеслась гибельная тень смертоносной войны.

Пронеслась и растаяла, как силуэты чаек на фоне заката, как гибкая женщина в белом одеянии, сидящая у ног Тимоти.

— Мы живы, Синг. Люди, чайки, море… — сказал он, пропуская через легкие ароматный дым сигары и гладя её жесткие, отливающие синевой волосы.

— Это сделал Тим? — проворковала женщина. — Мне известно, мой Тим помог миру остаться живым. — И она запела.

Только здесь журчащая речь и протяжные напевы могли так просто сливаться воедино. А нечто возвышенное, огромное и плотское, живое, соединяться в коктейле непередаваемого блаженства. Бартон млел. Он нравился себе, ему нравилось все вокруг, о нем пела песню чудеснейшая женщина. Мгновение остановилось, ему не было конца…

С тех опр он возвращал себе тень минувшего, повторяя ритуал: бамбуковый столик, ром, сигара. Синг давно умерла. Кубинские тюрьмы забиты политзаключенными.

Но радости нет конца. Пусть далек жаркий закат над Карибским морем, а в кливлендском саду сладко пахнет скошенная соседом трава и толчется в покойном прозрачном воздухе столбик мошкары. Пусть отсчитывают незримые часы последние сроки — радости нет конца…

Бартон получил сообщение о поступившей на его счет сумме. Пустячок расстрогал старика. Рэй Берри оказался именно таким малым, как вообразил Тимоти наивным, отважным и честным. Полина вернулась, чтобы получить благословение на главное свое дело. Тимоти придумает для девочки отличный бенефис, да и Рэя не оставит без помощи. Нужен, кому-то очень нужен дряхлеющий «кливлендский отшельник».

— Не помещаю? — Со стаканом молока появилась в дверях дома Полина. Хороший вечер… Я просматривала московские новости, глаза устали.

— Садись. И не смотри так удивленно. Одна сигара в два месяца не испортит музыки.

— Такие же курил Берри.

— Мне хотелось подбодрить парня. Знаешь, иногда появляются странные мысли, непонятно откуда. Решил почему-то, что мои сигары и мой одеколон передадут парню удачливость Бартона. Нельзя же рассчитывать только на генетических наследников. Старческие закидоны… Впрочем, я всегда был несколько… своеобразен.

— А может, сигары и одеколон действительно помогли? Рэй провел дело великолепно.

Словно всю жизнь грабил и шантажировал.

— Странный лексикон. Ты читала политические детективы?

— Извини, Тимоти, я думаю, мы поступили справедливо с этим маньяком. На редкость гнусный тип.