Мила Бояджиева - Ядовитый цветок [= Маски любви]

— Ах, я забыла, мальчик очень любит леди Клер! — Она ехидно прищурилась. — Или прав Мэл — у мальчика ещё не все выросло в штанишках? У меня тут ни грамма силикона. — Она выгрузила из декольте огромные отвислые груди и навалилась на Дастина. — Ну как, а?

— Пойди, охладись. Перекушу, потом поговорим. Возможно, мне придется взять у вас интервью, синьора. — Он развернул её спиной и шутливо поддал коленом под голый зад. — Не забудь одеться, малышка. В саду прохладно.

Потратив полчаса на созерцание гулянки, Дастин засек Клер, озабоченно направлявшуюся к дому. Очевидно, хозяйка бала размазала грим или просто захотелось пи-пи. Он двинулся к спальне, чтобы перехватить Клер у входа в ванну, совмещенную с огромной гримуборной.

Каблучки застучали по мраморным плитам коридора, Дастин выступил из тени и преградил ей путь.

— Ты не хочешь поговорить со мной, милая?

Испуг на лице Клер сменился приятным удивлением, которое тут же скрыла маска деланного негодования.

— Я не звала тебя, что ты здесь ищешь?

— Не слишком горячая встреча после долгой разлуки. — Дастин быстро провел по лицу ладонью, словно пряча подлинную боль, прорывающуюся сквозь браваду. — А что, если я просто скучал? Мне не хватало тебя, Клер.

Они все ещё стояли в коридоре. Осанка красавицы приобрела гордое величие. Она посмотрела на него сверху вниз, как умела смотреть даже на тех, кто был выше её ростом. Испепеляющий взгляд, предназначенный провинившимся подданным и жалким плебеям.

— Тебе не хватало моих денег и моих связей, дружок!

— Прости, милая. Я не продавал свою любовь. — Гневно сверкнув глазами, он повернулся, делая вид, что собирается уйти — разбитый, оскорбленный в лучших чувствах.

Клер распахнула дверь в спальню и, сбросив туфельки, устало опустилась на кровать. Бронзовые зеркала, позолота, бирюза — отличное обрамление для измученной светскими увеселениями кинодивы. Запустив пальцы в высокую прическу, Клер вытащила бриллиантовую заколку и небрежно бросила её на тумбочку, так, будто отреклась от короны и престола. Дастин молча протянул портсигар с любимыми сигаретами Клер, щелкнул своей именной зажигалкой и скромно присел на пуф.

— Устала, детка? Я следил за твоей работой — по-моему, ты молодец. Если бы бездарь Сальви не крутилась у тебя под ногами… — Дастин намеренно затронул самую волнующую для Клер тему соперничества с Эвой Сальви. — Я написал статью для «Глоба», где разнес эту спесивую хрюшку в пух и прах… — Он виновато опустил глаза. — Естественно, статью не взяли.

— После того, как ты оставил редакцию «Cronical Reader», никто не сумел по-настоящему вникнуть в суть дела, никто не понял, что Клер Ривз звезда телесериалов, — прежде всего, актриса, а не вешалка для костюмов. Измученная непониманием критиков, Клер тяжко вздохнула. — Все они, твои собратья по перу, вонючие скунсы. Им надо одно — чтобы от их статей смердело за версту. Так и копаются в отбросах, вытаскивая самые гнилые и мерзкие!

— Ах, дорогая, они производят то, что хорошо покупают. Жаль, что я не могу больше писать о тебе. Писать так, как считаю нужным. По-настоящему жаль… — Дастин поперхнулся, отошел к окну. Клер показалось, что в его зеленых глазах блеснули слезы.

— Я тоже частенько вспоминала тебя, глядя в эти опустевшие зеркала…

Даже стоя спиной, Дастин представил, как томно возвела к потолку Клер свои бирюзовые очи. Он ехидно ухмыльнулся, смекнув, что Мэлу, вероятно, оказалось не под силу прелюбодействовать в этих покоях. Спальня Клер могла не испугать только слепца. Но главное — освещение — яркое и назойливое, как н съемочной площадке. Клер включала его в минуты страсти и зачастую, приступая к делу, Дастин мысленно командовал себе: «Мотор!» Но сейчас он был готов на все, чтобы добиться примирения с Клер. Она нужна была ему совсем не надолго, чтобы сделать мощный рывок наверх. А уж потом он не сваляет дурака, как прежде — сумеет и сам продержаться н плаву. И нанести спесивой дуре мощный удар.

Обернувшись, он увидел, что Клер за туалетным столиков торопливо снимает линзы. Дастин вызвал в своем воображении образ «грудастой куколки», жаркой испанки с выбритым лобком, той нервной худышки — соседки, что накурившись зелья, забегала к нему за «ломовой любовью» — и сделав несколько шагов к столику, включил полное освещение. Спальня превратилась в съемочную площадку.

— Мне так не хватало всего этого… Я безумно хочу тебя, детка… — Он расстегнул длинную молнию на спине Клер и обомлел: под змеиной шкуркой была отнюдь не нагота. От бедер до подмышек Клер стягивал тонкий комбинезон из прочного эластика цвета её кожи. Между ног зияла предусмотрительно оставленная прорезь. Не веря своим глазам, Дастин пробежал руками по упакованному телу Клер, тугому и блестящему, как пластик витринного манекена, и восторженно застонал — как раз то, что надо!

— Я сама сниму это. — Прошептала она, слабея.

— Ни за что! Ты сразила меня наповал, Клер!

Сорвав с себя одежду в порыве внезапно вспыхнувшей страсти, Дастин повалил пластиковую куклу на кровать и овладел ею, не переставая выкрикивать самую немыслимую смесь сквернословия и сусальных пошлостей. Он вообразил себя одним из тех безмозглых чучел, что демонстрировали одежду за толстыми стеклами универмагов. Он не раз видел их раздетыми и вдруг отчетливо представил, как они занимаются любовью — резко, ритмично, без устали и без всякого выражения на застывших лицах. Суперсексуальные заводные монстры, озвученные магнитофоном. Клер молчала, сраженная красноречием любовника, и только шумно выдыхала горячий, насыщенный перегаром воздух.

… - Уфф! Мне, действительно, жарко пришлось! Ты преуспел, малыш. Едва отдышавшись, Клер поспешила выключить софиты и заторопилась в ванную.

«Очень вовремя, ещё минуту, и меня стошнило бы», — подумал Дастин, отворачиваясь и жадно закуривая. Женщина, которой он только что так страстно овладел, представляла омерзительное зрелище. — Пропитанный потом комбинезон сполз и обвис, словно складки старушечьей кожи. Высвободившиеся груди, начиненные силиконом, торчали, как у надувной куклы из секс-шопа, грим на лице растекся, в волосах едва держался отколовшийся кудрявый шиньон.

«Не паниковать, мальчик, все о'кей. — Скомандовал себе Дастин. — Ты вернул привязанность женщины, которую вожделеют миллионы твоих сограждан. Стоит только свистнуть с этого балкона, набежит дюжина желающих из числ представительных гостей, чтобы проделать все то, что ты здесь вытворял с ней».

Дастину не терпелось принять душ, но он знал, что Клер никого не допускает в свое святилище — гримуборную без специального на то приглашения. «Красота женщины — это не только природа, но и священнодействие. А таинство не терпит соглядатаев», — произносила она с улыбкой жрицы храма Венеры слова из какой-то своей роли.