Мила Бояджиева - Ядовитый цветок [= Маски любви]

Горничная с недоуменным видом увела странную гостью.

— Я слушаю тебя, Ричард.

— Как вам она показалась? Похоже, не врет, хотя и слабовата умом. Еще бы — если бы вы видели, из какого подвала я её вытащил! Мои ребята получили задание прочесать все норы наркоманов в Лос-Анджелесе.

— А почему здесь? Я думала, она постарается быть поближе к мужу — в Нью-Йорке!

— Напротив, девка прячется от него. И всерьез (Ричард хрипло хохотнул) намерена продолжить свою карьеру в Голливуде. Она твердила мне всю дорогу, что скоро «завяжет» с наркотой и возьмется за роль, которую ей предлагают. А у самой все вены исколоты и лицо измордовано… Тьфу!

Клер пожала плечами:

— Похоже на правду. Но почему её не нашли люди мистера Уэлси?

— Они трубили, что хотят вернуть потерявшуюся девочку к любящему мужу. А она боится этого пуще всего. Думаю, у этого парня тоже тараканы в голове. То ли он бил её, то ли какой-то извращенец, но куколка дрожит при одном упоминании о муже. Вот и пряталась. А может, он и не очень хотел найти эту красотку… Я бы за неё и ломаного гроша не дал…

— А я расплачусь с тобой, как обещала. Но только после беседы. Мне не нужна фальшивка.

Клер около часа выспрашивала женщину о жизни с Бертом и её работе в кино. Что-то она, конечно, путала, поскольку находилась в очевидном наркотическом опьянении. Но даже опухшее, подурневшее лицо и заплетающийся язык не сбили Клер с толку.

Велев горничной предоставить гостье комнату и заставить её хорошенько помыться, Клер выписала чек Ричарду и отпустила его. — «Ты ещё понадобишься мне, голубчик. Кажется, кино только начинается».

Дастин застал жену задумчиво сидящую у камина.

— Опоздал, радость моя. Здесь состоялся неплохой спектакль. Чувствуешь вонь?

— Что случилось? Убили собаку сторожа? — Дастин повел носом и поморщился.

— Не придуряйся. Я нашла её.

— Ох, Клер, мне как-то не до этого. Завтра в номер идет огромная статья за твоей, между прочим, подписью. Может, потрудишься хотя бы прочесть? — Дастин протянул жене несколько только что распечатанных листов.

— О чем это? — Нехотя взяла бумаги Клер.

— О том, как замечательная, любимая актриса Клер Ривз решилась рассказать женщинам о своей несчастной брачной жизни. «Кто бы вы ни были продавщица или удачливая бизнесвумен, красавица или дурнушка, не думайте о деньгах, когда рядом с вами мужчина. В любви и только в любви залог счастливого брака!» — восклицает очаровательная Клер, измученная бывшим мужем-монстром и его сыном-извращенцем.

— Хорошо. Я полностью доверяю тебе. Кому, как не красавчику Дастину знать все ужасы моей прошлой жизни?! Эй, дорогой, может, взглянешь все же на нашу гостью?

— Завтра. У меня ещё не готов финал. Хочется порадовать читателя чем-то трогательным, интимным…

— Напиши, как некий мерзавец подсунул бедняжке Клер фотографии её мужа, развлекающегося в борделе. Она не выдержала — ударила этого подонка по лицу. Дик выругался, плюнул и переписал завещание…

— Очень трогательно. Я как раз думал о чем-то подобном. Спокойной ночи, крошка…

…На следующее утро нежный супруг проснулся в одиночестве — в шесть часов Клер умчалась на съемочную площадку, оставив записку: «Позавтракайте вместе. Мы обо всем договорились. Твоя девочка». В столовой Дастина ждала молодая женщина. Платье Клер мешком висело на её худом теле, руки беспокойно бегали, ощупывая ткань, прическу — она волновалась или нуждалась в дозе наркотика. Гостья выглядела далеко не блестяще и все же в ней сразу можно было узнать бывшую кинозвезду и ту яростную нимфоманку, которая соблазнила Дастина на вечеринке в Швейцарии.

— Садись, Мона. Не стесняйся и постарайся поплотнее перекусить выглядишь ты не лучшим образом.

— Да, в тот день, когда чествовали взявшего Гран-при Берта, я, кажется, выглядела получше. Ты что-нибудь помнишь, лапуся?

— Еще бы! Как сейчас вижу — ярко-красное платье, которое так легко падало вниз. А под платьем-то ничегошеньки не было. — Дастин с аппетитом ел гренки с сыром и ветчиной.

— Да… точно! Огромное декольте на спине!

— Огромнейшее! Не забуду физиономию твоего болвана-гонщика, когда он застал нас в ванной… Кстати, почему ты не заперлась? Любишь, когда на тебя смотрят в горячие минуты? Признайся, ты сделала это специально и ещё приняла такую позу, будто знала, что появится сам муженек… Смешно!

— Было весело. Я вообще люблю мучать. Особенно мужчин… Иногда мне кажется, что я могла бы убить… Нет… тсс… — Пододвинув свой стул вплотную к Дастину, Мона горячо зашептала ему в щеку. — Еще в том, первом фильме, где я играла жертву, я поняла, как приятно убивать… Вернее, будоражит сам ужас — собственный и жертвы, а потом — победа… Не знаю, как объяснить… Мне не раз хотелось задушить Берта, или отравить… А потом смотреть, как из него уходит жизнь… Ты понимаешь меня, милый? Ведь ты убивал, правда? — В глазах Моны светился сумасшедший огонь. Она вцепилась в рукав Дастина и его словно пронзило током.

— Ты веселая девочка. — Оторвав её руку, Дастин налил себе вина. Обычно утром он не употреблял спиртного. Но встреча с безумной красоткой взволновала его. Выпив второй бокал виски, он прикидывал, стоит ли затащить эту извращенку на второй этаж в свою спальню или запереться с ней в ванной Клер. Это могло оказаться забавно и чрезвычайно возбуждающе.

— Слушай, я тоже могу рассказать тебе кой-какие увлекательные истории, и даже кое-что показать. — Он подмигнул. — Ведь тебе понравилось в прошлый раз? Пошли, сегодня заказываю музыку я!

— А миссис Ривз?

— К сожалению, она не сможет нас застукать. И прислуга тоже. Я не забуду запереть дверь. Идем, идем, моя необузданная лошадка! — Он потащил упирающуюся женщину к лестнице и чуть ли не на руках поднял наверх.

— Отпусти, я боюсь! — Изо всех сил отбивалась она. — Я не хочу, пусти!

— Вот и хорошо. Кричи погромче. — Бросив добычу в высокое вращающееся кресло перед гримерным столом Клер, Дастин запер дверь и включил музыку. Я люблю, когда сопротивляются, в любви и вообще… Знаешь, первая моя жертва даже не пикнула. Кажется, она не поняла, что я убил её, напоив другим лекарством… — Дастин быстро избавлялся от одежды. — Она тихо умирала в собственной спальне, а старуха — служанка, подглядывавшая все это, проглотила язык от страха…

Мона бессильно откинулась в кресле. Казалось, она потеряла сознание. Дастин задрал шерстяную клетчатую юбку и рванул колготки. — Женщина взвизгнула, её руки впились в подлокотники, ноги согнулись, отталкивая наваливающегося Дастина. Но он оказался сильнее. Мона застонала, извиваясь всем телом.

— Вот этого мне и надо было от Сандры. Так звали мою инвалидку-жену. Она разъезжала вот в таком почти кресле. Но вырываться не могла… Что бы я ни делал с ней, как ни старался заставить кричать — она была покорна, словно овечка на жертвоприношении. даже когда висела на краю бездны… Дастин не мог остановиться. Жуткие признания возбуждали его. Овладевая Моной, он снова переживал те минуты, испытывая эротическое наслаждение. Женщина перестала сопротивляться, издавая слабые стоны.