Мила Бояджиева - Круиз Розовая мечта

— Оставь! — Остановила я Соню, нагнувшуюся, чтобы переключить волну.

— Ты что, мам, стала поклонницей попсы?

— Мне нравится эта песня. — Мрачно заявила я, хотя впервые прислушалась к словам и содрогнулась от их точности. «Прощай, и больше ничего… И больше ничего. Прощай». — Это относилось только ко мне и Юлу. Даже через расстояние слышала каждый его вздох, чувствовала его руки, губы… Я молилась за него и — прощалась…

Соня тактично дала мне возможность погрустить, и как только кончилась песня, приступила к комментариям окрестностей. Она очень старалась быть хорошим гидом, заставляя меня то и дело останавливаться, подъехать к собору, расположенному на вершине холма, прихватить в придорожном кафе два огромных рожка с цветным мороженым, пройтись по супермаркету, где Соня выбрала себе сумочку и высокие ботинки на шнуровке. Я купила ей новую куртку и прозрачный, расклешенный пластиковый дождевик цвета ириса. С удовольствием надев новые вещи, Софка приготовилась покорить Интсоун.

— Мы были здесь с классом неделю назад. Вначале посетили музей пыток, а потом слушали концерт в соборе. Шесть ребят из консерватории пели без всякого аккомпанимента церковные гимны, а потом популярные песни прошлого… Это называется а капелла… Вообще-то ничего. Многим понравилось. Вон там, за сквером, платная парковка. Сегодня Воскресение и полно машин… Осторожней, мам, видишь, за рулем дедулька!

Несмотря на дождь, туристов. действительно, было много. Судя по номерам машин, в городок съезжались жители близлежащих поселков и хуторов. Перед поездкой мы перехватили европейский завтрак и я предложила Соне начать экскурсию с посещения какого-нибудь вкуснопахнущего ресторанчика.

— Нет, мамочка! Вначале — пытки. Ты просто не представляешь, как это здорово. У нас после экскурсии одна девочка даже написала сочинение, «Как я была ведьмой» называется. И все книжки из библиотеки про инквизицию разобрали. Теперь просто зачитываются «Молотом ведьм» — страшно интересно! Там сплошные документы.

Несколько раздасадованная интересом дочери к столь экзотическому предмету, как пытки, я не могла не пораоваться её знанию языка, позволившему читать объемный и не простой трактат о методах работы средневековых демагогов и палачей.

На здании местного краеведческого музеявисел плакат, сообщавший о демонстрируемой здесь экспозиции музея истории пыток из итальянского городка Сан-Джиминьяно. Желающих насладиться зрелищем дыбы и гильотины было не много — группа ребят в панковом прикиде, примчавшаяся на мотоциклах, и две-три пожилые пары бродили по мрачным полуподвальным залам, пахнущим плесенью.

— Выставка здесь уже целый месяц. Раньше даже очередь была. Упорствовала в своем интересе Софа, заметив мое недовольство.

— Что это? — С наигранным интересом поинтересовалась я, показывая на железное колесо.

— Главное в пытках что? Чтобы жертва умирала как можно дольше! Торжественно сообщила Соня. — Поэтому их специально придумывали таким образом, чтобы продлить мучения. Смотри, сначала палач дробил прикованному к земле человеку кости, проезжаясь по нему этим колесом, потом изломанное тело привязывалось к колесу и выставляли на обозрение… Приговоренные мучались иногда две-три недели… Жуть, правда? А вот на эту скамью с острым ребром сверху усаживали ведьм и колдунов. На ноги подвешивали гири и «испанская лошадка» постепенно разрывала человека пополам!

— Детка, а здесь нет чего-нибудь повеселее? — Спросила я с отвращением и подумала, — откуда берется лицемерие взрослых, из какого такого чувства превосходства? Ведь я прекрасно помнила, как мчались мы, школьники, приехав в Ленинград на экскурсию, в подвалы Казанского собора, где были выставлены страшные орудия инквизиции, и с каким сладким замиранием воображали процесс мучительства. Как специалист-психолог я могла бы сформулировать разные бытующие по этому поводу теории, сводящиеся, как правило, к подавленным садо-мазохистским комплексам и заигрыванию человека с преследующей его от самой колыбели идеей смерти.

Тогда жизнерадостной и бойкой четырнадцатилетней школьнице щекотали нервы рассказы о кострах, ведьмах, подвалах с набором страшных инструментов. Наверно, так проявляли себя рвущиеся к раскрепощению сексуальные инстинкты. Взрослую госпожу Баташову мрачная экспозиция угнетала. Мне хотелось поскорее вырваться из затхлого подвала на свежий воздух. Но Софка искренне старалась заинтересовать меня и приходилось нехотя ей подыгрывать.

— Здесь нет ничего веселого, мам. Повеселее — это в цирке. Хотя, нет в цирке страшнее… — Задумалась Соня. — Вспомнила! Здесь все очень интересуются поясом целомудрия. Его изобрели в Италии в XII веке, когда рыцари на много лет уходили в поход и боялись за своих жен. Но эту штуку можно было купить в парижских лавках ещё в конце прошлого века.

— Конструкция надежная. — Прокомментировала я металлическую упряжь с замком на поясе и громоздкой арматурой между ног.

Мне приходилось видеть подобные экспонаты в итальянских музеях, но представленная здесь вещица не была лишена некоторого изящества: два отверстия для отправления естественных нужд украшались изящными коваными зубчиками, которые, в случае покушения на невинность дамы, угрожающе клацали.

— Мам, глянь туда! — Тихонько ткнула меня локтем Соня и зашептала, кривя губы. — Вон, за «нюренбергской девой», за деревянным саркофагом, видишь? Ах, ну вот, ушел в соседний зал!

— Да что там такое — призрак графа Шале, которому неумелый палач рубил голову 34 раза?

— За мной следит какой-то парень… Тихо… Я давно заметила. Ходит и вроде случайно с нами сталкивается.

— Ну вот, начались галлюцинации. Давай выбираться на свежий воздух, детка.

— Нет, мы ещё не видели гильотину!

Соня за руку потащила меня в зал, где под лозунгом «Гильотина достижение гуманизма» был выставлен головорубный механизм. Я посмотрела на тяжелую косую секиру, закрепленную в деревянной раме, и удобную плаху внизу. Все продумано точно и даже с неким комфортом — шея жертвы попадает точно под скользящее с высоты лезвие и расставание с миром происходит мгновенно.

— Не удивительно, что этот аппарат так удобен — ведь его придумал и ввел в употребление доктор. — Прозвучала рядом обращенная к нам русская речь. Я не шелохнулась, поняв, что являюсь жертвой звуковой галлюцинации. Да, этот подвал полон фантомов! — В 1791 году французская Ассамблея официально утвердила изобретение Гийотена. Гильотину сочли величайшим изобретением человечества — Гюго назвал её единственным деревом, которое не решились вырубить революционеры… Простите, если помешал. Такая удача встретить соотечественников в этой глуши.