Анна Данилова - Убийство в соль минор

— А мне неловко перед Лизой, — произнесла Валентина, — словно я нагрузила ее непосильной работой. Посуди сам, они же просто адвокаты с Глафирой, у них очень ограниченные средства, понимаешь? Не могут ни провести обыск, ни допросить, ни назначить экспертизу, действуют через Мирошкина, пользуются личными связями среди экспертов, аналитиков.

Лиза приехала с Глафирой. Вид у обеих был озабоченный, расстроенный.

— Вы думаете, наверное, что у нас есть какие-то новости! — начала с порога Лиза. — Но увы и ах! Ничего!

Валентина усадила их за стол, который стоял еще не прибранный, с остатками закусок.

— Сейчас тарелки принесу, перекусите, — сказала она. — У меня и перцы остались, и салат. Сережа, пожалуйста, включи чайник. Лиза, Глафира, быть может, нам уже оставить это дело. Пусть Мирошкин им занимается.

— Мы встретились со следователем, который начинал вести дело той беременной женщины из поезда, подумали, может, там какой криминал. Посмотрели материал — ничего интересного, к тому же дело было закрыто из-за отсутствия состава преступления. Женщина умерла по медицинским причинам, у нее было отслоение плаценты, открылось кровотечение. Даже если бы начальник поезда остановил состав, то какой смысл стоять посреди степи? Понятное дело, что несчастную женщину высадили на ближайшей станции.

— Не на Анисовой?

— Нет-нет, — покачала головой Глафира, — мы тоже пытались как-то связать эту смерть со станцией Анисовая, но она в десяти километрах от областного центра и никак не связана с направлением движения московского поезда, это вообще в другой стороне.

— А фамилия Хлуднев, Хлуднева?

— Тоже не фигурирует в этом деле.

— Проводница, труп которой нашли на насыпи? Ее фамилия известна?

— Да, Елена Владимировна Панкратова.

— А как она оказалась на насыпи?

— Следователь сказал, что ее сбросил с поезда обезумевший муж беременной женщины. Но никаких доказательств этому не было. К тому же в крови проводницы обнаружили алкоголь. Словом, следствие пришло к выводу, что с ней произошел несчастный случай, и она сама выпала из незапертой двери вагона.

— А может, та женщина, у которой наша парочка снимала квартиру в Москве, может что-то знать о станции Анисовая или о Хлудневых? — спросила Валентина.

— Я связалась со своей подругой и коллегой Юлией Земцовой, которая живет и работает в Москве, — сказала Лиза, — попросила ее встретиться с этой женщиной, квартирной хозяйкой. Адрес взяли у Людмилы, родной сестры Горкиной. Помните, Горкина произнесла одну фразу этой хозяйки, когда та, приняв Милу за потенциальную квартиро-съемщицу, показывала ей квартиру и рассказывала о том, что прежние жильцы оставили беспорядок, там же повсюду была кровь. Мила, если помните, ее напоила, ну, чтобы побольше узнать о племяннике, что он натворил, и тогда хозяйка бросила вот эту самую фразу: «Здесь он ее и убил!»

— Да, я помню, — произнесла Валентина. — Так может, Горкин действительно кого-то убил? Может, в квартире еще кто-то жил? Или Рита родила двойню?

— Так вот я вам и рассказываю! Земцова встретилась с хозяйкой, поговорила с ней, и та рассказала, что сильно разозлилась на парня, который испугался родов своей девушки и сбежал. Она сама приняла у Риты роды, дала ей денег на дорогу и, посоветовав ей забыть Горкина (при этом она кляла его на чем свет стоит!), отправила домой, к матери. Но разве могла она предположить, что Рита подбросит дитя к матери в детский дом?

— Значит, никакого криминала и там как будто бы не нарисовалось, — рассуждал я. — Но хозяйка могла и не знать. Может, Горкин работал где-то в Москве, влип в историю…

— Земцова проверяла — Горкин нигде не нарисовался в Москве за те месяцы, что они жили там с Ритой. Ни разу не был задержан, ничего такого. Да и хозяйка рассказывает, что жили они тихо, квартиру содержали в чистоте. Они же выдавали себя за брата сестрой.

— Мирошкин отправил своего человека к Гамлету, помните, который торгует бараниной и курдючным салом? — сказала Глафира. — Так вот, Гамлет поставляет мясо во многие рестораны, но никого не просил связываться с поваром «Тумана» и вообще не знает человека, по описанию похожего на того парня, у которого швейцар взял записку.

— Если я не ошибаюсь, убийца был очень высокий, — произнесла Валентина.

— Да, вот и получается, что его лицо мог видеть только швейцар Головко. Его отвозили в следственный комитет, и с его слов был составлен фоторобот мужчины, который потом был разослан. И один полицейский его опознал, сказал, что видит его почти каждый день на вокзале. Утром он выходит из электрички и идет вместе с толпой пассажиров, он такой высокий, что его за версту, что называется, видно. А вечером, наоборот, садится на электричку. Сегодня вечером, возможно, мы узнаем, кто он такой. Если человек каждый день ездит на работу и домой на электричке, то люди наверняка его запомнили, а потому могут сказать, где он живет, с какой станции добирается до областного центра.

— А Горкина больше ничего не вспомнила? — спросил я.

— Нет. Она обижена на весь свет, — произнесла Глафира. — Но что-то подсказывает мне, что когда она немного успокоится, то станет искать встречи с вами, Валентина. Все-таки вы ее внучка. Единственное родное существо, после сестры, конечно.

Я слушал все эти разговоры, рассуждения и понимал, что убийцу Горкина и Коблер, конечно же, не найдут. Ни отпечатков пальцев, ничего! Подумаешь, высокий мужчина, садящийся в электричку!

Я вспомнил про чайник, принес его в гостиную.

Какой тяжелый выдался день! А как все хорошо начиналось.

— Не знаю, как я расскажу им обо всем этом, — говорила Лиза в то утро, когда мы поджидали Валентину и Сергея, чтобы назвать им имя убийцы мадам Коблер и Горкина. — Вот ведь судьба, да, Глаша?

Конечно, она имела в виду удивительную и полную трагических событий судьбу Валентины Соленой. Мы до последнего дня, пока шло следствие, ни словом не обмолвились с Лизой о том, что были знакомы с Валентиной заочно. Что за три года до описываемых событий один наш клиент, человек состоятельный и очень известный, попавший в пренеприятнейшую историю, связанную с продажей крупной партии наркотиков и с помощью Лизы благополучно избежавший наказания, пригласил нас в ресторан, чтобы отблагодарить за работу, крепко выпил и целый вечер рассказывал нам о загадочной мадам Соль.

Поначалу его несвязный рассказ походил на какой-то бред, и мы с Лизой отнеслись к нему с пониманием — как-никак человек перенервничал, много выпил и теперь расслабился и несет чепуху. Но чем больше он говорил, тем стройнее и логичнее становился его рассказ, который под конец, уже заполночь, приобрел форму просьбы. И кто бы мог подумать, что эта рассказанная им история будет иметь продолжение.