Вячеслав Барковский - Русский транзит 2

— У вас тут в бумагах кое-что не совпадает, — услышала она голос, принадлежавший флегматичному стражу с длинной прядью волос, выращенной им на затылке и аккуратно уложенной на глянцевой покатости теменной части черепа.

— Что??? — взорвалась маленькая людоедка, словно фугасная бомба в расположении штаба армии.

Страж округлил глаза и быстро прижал ладонью волосы на темени, чтобы они чего доброго не встали дыбом от такого напора.

— Что он говорит, этот человек! — завопила людоедка. Что он мелет! Нет, все сегодня собрались довести меня до ручки! Я этого больше не вынесу! Не вы-не-су! Все, сил моих больше нету!

Страж испуганно отпрянул от кабины, свободной от поддержания имиджа (читай: прически) рукой защищая лицо от агрессорши, хищно оскалившей свой маленький ротик и уже поднявшей свою маленькую, но при этом весьма тяжелую руку.

Чиновник порта, провожавший трейлер до проходной и стоявший рядом, в ужасе замахал Руками — мол, давай, выпускай ее скорей к свиньям собачьим, а то сейчас как рванет — костей не соберем!

— Давай-давай, Валера, открывай скорее! Я бумаги смотрел, все нормально! Да открывай же ты! — закричал он, опасаясь катастрофы с человеческими жертвами.

— Ну что, Счастливчик, делать теперь будешь? — спросил Паша Колпинский приятеля, когда они после приземления самолета в аэропорту на Ржевке распрощались с геологами.

Спокойный и рассудительный Михаил Владимирович и его суетливый напарник Женька, у которого уже язык заплетался от радости и подогрева, отказались от помощи «угонщиков» и остались у самолета разгружать свои вещи и ждать машину.

— Есть план. Сейчас позвоню Юрьеву. Помнишь Толика? Так вот, он в курсе. Будем решать вопрос сегодня же. Павлик, ты не нужен. Давай, езжай домой долечиваться, а мы уж тут как-нибудь без тебя обойдемся.

— Значит, без меня обойдешься, Крестовский… И без «пушки» моей тоже? «Пушку»-то я тебе не отдам, теперь самому нужна.

— Все понимаю. Она мне ни к чему. У меня помповик есть…

— Да, жаль, Фантомаса нет с нами, — сказал Паша. — Такой парень троих бойцов заменит.

— А что бы ты хотел? Чтобы он прилетел сюда? И так, спасибо, подсобил малость: не отдал тебя, сердешного, в костлявые руки ветерана лагерных будней с паспортными данными на спине и на заднице.

Оксана Николаевна, скрестив на груди руки, в это время тщетно пыталась согреть ладонями свои голые плечи. Ее кофточка пошла на перевязку Паши, а плащ был настолько измят и грязен, что она даже не желала накинуть его себе на плечи.

— Ну, Ксюша, до встречи? — Виновато улыбаясь, подошел к девушке Крестовский, когда Паша Колпинский, обняв Ксюшу одной рукой и поцеловав ее в щеку, медленно двинулся по летному полю на выход из аэропорта — ловить мотор. — Я позвоню… как-нибудь…

— Нет, Крестовский, можешь никуда меня не отсылать, бесполезно, — твердо сказала девушка, спокойно и устало глядя в глаза Счастливчику. — Ведь ЭТО теперь и мое дело, а без меня я это точно знаю! — ты все испортишь. Тебе ведь постоянно необходим хоть какой-то противовес. Все эти твои безумные идеи только разрушают. Что это за метод такой: всегда стрелять из пушки, даже по воробьям? Или сразу идти на крайнее средство, не дав себе труда хоть немного поразмышлять, а стоит ли непременно так: со стрельбой, погоней и крушением поезда? Ты, Петя, просто атомная бомба какая-то: падаешь на военный объект, а губишь все мирное население на сто километров вокруг.

— Ну, Оксана, ты тут через край хватила! — попробовал защититься Счастливчик.

— Нет, не через край. Напротив, я тебя, неуемного, хочу в берега вернуть. И не сопротивляйся, пожалуйста…

Бич уже не мог больше ждать адмирала в пакгаузе. Чувство тревоги целиком завладело его сознанием, нагнетая страх и уныние.

«Что-то случилось, — думал Хмурое Утро. — Что-то случилось с дядей Петей. Этот человек в плаще, ведь он здесь, ведь это Марсель, тот самый, который убил медведя… Да-да, я помню, прекрасно помню, что тогда мне пришла на ум какая-то чертовщина, дикость какая-то. Будто этот медведь и не медведь вовсе, а что-то другое… Ну, в общем, не животное, а нечто… И вот парень застрелил его: одним выстрелом убил да еще с такого расстояния, с которого и в слона-то не сразу попадешь. Ведь он убил медведя, в которого стреляли в упор несколько раз и не могли застрелить… Нет, он убил совсем не медведя. И убил ли он его?.. Я еще помню того человека. Юрьева: ужас, застывший в его глазах, и то, как он тогда сказал про оборотня. Верно, ведь под шкурой-то был человек, ну, что-то вроде человека, только очень большого, особенно лапы поразили: они были совсем как руки. Я и сам почувствовал страх, или примерно то же, что и этот несчастный Юрьев… Что это было? Переход злого духа в новую оболочку? Трансформация сознания, а, может, мутация души?.. И вот теперь Марсель — человек в черных очках и перчатках, джентльмен, застегнутый на все пуговицы, от которого исходит тот самый (медвежий!) ужас, парализующий волю и все твои члены, ужас, умертвляющий душу. Ведь если отбросить в сторону чисто внешние различия того медведя и этого молодого человека, то получится, пожалуй, сходство: внутри-то у них нечто одинаковое, что-то такое, что вызывает тоску смертную. Что же это за дух такой? Дух зла… Верно. Только зло это не обычное, а воплощенное. Зло с большой буквы. ЗЛО. То, что обитало тогда в медведе, теперь живет в этом молодом человеке в черных очках. Перешло, перекинулось… Да ведь он даже света боится, как упырь какой-то: ночью этих черных очков не снимает! Звучит как-то уж больно литературно: тьма и Зло вошли в него… Но вот вопрос: почему вошли? Потому что было куда войти? Потому что не было в сердце Бога, и оно было свободно для ЭТОГО? Наверное, так: оно было свободно для ЗЛА и тьмы… Было свободно… Но самое страшное во всем этом — что ЗЛО это не человеческое…»

Бич шел вдоль кромки залива и тревожно смотрел вокруг: на суда, стоявшие у причалов, на портовые здания и строения… Он не знал, куда ему идти, где искать адмирала.

«Если с адмиралом что-то случилось, — думал он, — то в этом обязательно замешан Марсель… Да, но тогда произойти ЭТО должно в каком-нибудь страшном месте. Ему обязательно нужен сумрак или что-то вроде грязи и разрушения. Да-да, ему нужна мерзость запустения, распад. Обязательно, обязательно распад и мерзость…»

Мимо Хмурого Утра ехали автомобили и погрузчики, моряки и докеры спешили на свои суда и домой. Еще скрипели краны и работали компрессоры, но уже становилось темно.

Вдруг бич остановился и посмотрел в сумеречное небо. Где-то левее, за портовыми постройками, взлетело в воздух воронье. Уже более не размышляя, сойдя с дороги. Хмурое Утро почти побежал туда, откуда доносился картавый вороний крик.