Вячеслав Барковский - Русский транзит 2

А Счастливчик как ни в чем не бывало сидел на рюкзаках рядом с несчастными геологами, жадно пил их водку, запихивая в рот огромные куски мяса из банки, и рассказывал свои бесконечные истории. Паша, выпив рюмку, уже спал, а Михаил Владимирович и его рыжебородый коллега с интересом внимали этому балагуру, который едва не загнал их обоих в гроб.

То и дело из кабины выходил штурман — послушать байки.

— Паша, ну как ты? — Крестовский осторожно тормошил Пашу Кол-пинского за плечо.

— Нормально.

— Скоро уже прилетим, так что просыпайся, а тебе пока расскажу, какая комбинация у меня получилась.

Паша открыл глаза и приготовился выслушать Счастливчика. Ксюша сидела совсем рядом, повернувшись к ним спиной и смотрела в окно.

— Расскажу тебе всю логическую цепь, — начал он достаточно громко, чтобы и девушка могла слышать. — Итак, в контейнере не было порошка, который, уверяю тебя, на самом деле существует. В нем действительно была мочевина. Но зачем и почему ее везли на полигон, наняв столько людей для охраны и платя им такие деньги? А вот зачем и почему. Это был лишь отвлекающий маневр. Кто-то, кто будет преследовать груз — а в этом злодеи не сомневались, — по их разумению, должен был обязательно увидеть, как контейнер везли и захоронили на далеком полигоне. При этом они должны были сделать все, чтобы об истинном его содержимом никому — по крайней мере, этому соглядатаю, то есть мне — не было известно. Поэтому-то меня дважды не убили: не утопили в канаве и не закопали в лесу. Теперь я знаю, кто тот человек в черных очках и с министерской внешностью. Это Хозяин, о приезде которого ты мне говорил во время нашей первой встречи, но которого никто не видел. И теперь мне понятно, почему он освободил меня там, на полигоне, а ведь это сделал именно он, хотя я там и не видел его лица: он хотел, чтобы я лично увидел, как контейнер захоранивают. А потом, когда я стал бы бегать там, в городе, по инстанциям — а я бы обязательно стал это делать, и он в этом не сомневался, — меня признали бы сумасшедшим, поскольку ничего подобного, о чем я им говорил, в тамошней природе не существовало бы. Ну, покричал бы я, взяли б они для видимости несколько проб из котлована, сделали б пару десятков анализов и упрятали б меня надолго в палату номер шесть. Хозяину нужно было, чтобы я все собственными глазами увидел и, что самое главное, чтобы в живых при этом остался. Ибо, говоря на каждом углу о том, что на полигоне зарыт страшный порошок, я бы всех убедил, что его, страшного порошка, вообще не существует в природе. А только это ему и нужно. Хорошо, Павлик, что ты успел схватить пробу. Это сразу дало мне ответ на все вопросы. Хотя думаю, можно было бы с помощью логического анализа прийти к этому и без твоей пробы, правда, через некоторое время. Ведь я видел Хозяина поблизости, когда мы с Ксюшей разыгрывали сцену с тем железнодорожным чиновником. Думаю, Хозяин сам хотел выкрасть эти документы. Ведь они — Счастливчик показал Паше бумагу — как раз на тот порошок, в них ясно сказано, что порошок этот существует. И потом, с этими документами контейнер с мочевиной не захоронили бы, просто не имели права. И правильно: предъявите, господа, сначала документики на эту самую мочевину. А вот если документы действительно были, но куда-то пропали и при этом ответственный за отправку чиновник подтверждает это, то что ж, можно и захоронить, беда-то ведь не большая: всего лишь какая-то агрохимия с повышенным радиоактивным фоном…

— Но куда мы тогда так спешим? Зачем нам обязательно сегодня нужно быть в Питере? — спросил Паша.

— Да потому, что контейнер с порошком там.

— А если нет, если уже…

— Не надо, Паша. Будем надеяться. У меня есть ощущение, что мы успеем. Ведь Хозяин не знает, что мы раскрыли его замысел. Он был все это время с нами…

— Ошибаешься, он прилетел только два дня назад.

— Нет, Павлик, ты ошибаешься: если б он уже захоронил контейнер с порошком, то, думаю, не прилетел бы. Нелогично выходит. Зачем ему лететь, зачем напрягаться, если дело уже сделано. Нет, прежде он хотел подготовить себе почву, чтобы уже спокойно делать с контейнером все, что ему захочется, и не опасаться огласки, ведь я-то уже буду в психушке!

— Ну и что ж мы спешим?

— А то, что действовать он может начать уже с момента своего прилета в Питер. И прилетел он туда либо вчера вечером, что маловероятно — не успел бы вернуться с полигона, — либо сегодня. Судя по расписанию авиарейсов, с которым я ознакомился еще до нашего «захвата», он опередит нас на час-полтора.

— Да, Крестовский, тебе бы в шахматы играть, а не биологией заниматься. Такой Фишер пропадает!

— Это точно… Теперь бы только вычислить, куда Хозяин может повезти свой контейнер? Куда?

— В Красный Бор, — спокойно сказал Паша.

— Почему в Красный Бор?

— Не знаю… Просто там в глины всякую химию зарывают.

— Где это?

— Рядом с Поповкой. Есть такая станция по ветке до Малой Вишеры. Как раз после Колпино…

— Ну как, адмирал, нравится место? — Марсель стоял перед адмиралом, держа в вытянутой руке фляжку и обводя ею вокруг. Только чайки и мы.

— Да, ничего себе местечко. Только какие ж тут чайки — одни вороны вокруг. На свалку похоже. Даже не вериться, что здесь такое может быть. У себя на архипелаге я бы за такое начальника порта в рядовые разжаловал. Прямо отхожее место какое-то.

— А это и есть отхожее место, — тихо сказал Марсель, уставившись на адмирала. На лице у него застыла любезная и чуть ироничная улыбка.

— Слушай, парень, а зачем ты очки носишь? Ведь дело-то к ночи, вон солнце уже за море село. Или у вас, молодых, так теперь положено? Снял бы ты их: ничего ж не видно, наверно…

— Кое-что видно, адмирал. — Марсель протянул адмиралу фляжку и тот сделал большой — на треть фляжки — глоток.

— А неплохой коньячок. Из старых запасов? Марсель немного отпил из фляжки, и, закрутив крышку, улыбнулся.

— Предпочитаю что-нибудь покрепче, адмирал.

— Ты что, спиртягу глушишь? По тебе не скажешь…

— Эх, адмирал-адмирал… Я же сказал, что предпочитаю покрепче, погорячей. А вы, адмирал, значит, насовсем к нам на материк?

— В отставку. Буду теперь на рыбалку на Тучков мост ходить с фуфыриком под мышкой.

— Понятно… Слушайте, а что вы там говорили о Лене? — спросил Марсель, вновь передавая адмиралу фляжку.

— Да ничего. Скурвился Леня, как и все вы здесь… Ну что, пошли?

— Подождите, адмирал. Я ведь еще не сказал вам самого главного.

— Какого такого главного?

— Как какого? Вы же сами говорили о контейнере с дерьмом? — Марсель бросил пустую фляжку в воду.

— Да хрен с ним, с контейнером! Пусть этот Ленька-Эдька бежит к своим буржуям и там себе жирует. Мне-то что с этого?