Дональд Гамильтон - Сеятели смерти. Задание — Токио

Но с другой стороны, размышлял я, возможно, все дело вовсе не в том, что он ей сказал. Бэзил установил в конторе подслушивающую аппаратуру — на это указывал тот факт, что ему было известно о бизнесе Уоллинга достаточно, чтобы очень убедительно выступить в роли его двойника. Все, о чем Уоллинг говорил с Нэнси, было подслушано. Значит, он дал ей что-то, что не представляло для нее никакого интереса, но могло иметь большую ценность для меня. Судя по ее же собственным словам, она заявила о своем желании связаться со мной прямо там, в конторе Уоллинга. Она спросила у Уоллинга, как найти меня в Лондоне…

Все оказалось очень просто и стало лишним свидетельством того, сколь хороших результатов можно добиться, заставив себя немного пошевелить мозговыми извилинами. Я нашел это в ее сумочке: сложенный квадратик простой белой бумаги, вырванный из блокнотика для записей. Судя по всему, она даже не разворачивала его. Ей просто не было нужды сверяться с этой бумажкой, чтобы вспомнить имя и адрес, названные Уоллингом.

Я развернул листок: «Мэтью Хелм, «Кларидж». Ниже торопливо приписаны три слова: «Проверить Броссак, Сазерленд». Наконец-то в моих руках оказался ключ!

Внимательно, чтобы не сказать подозрительно, изучив надпись— я не имею привычки верить в чудеса, — я встал и подошел к столу. Малышка прибыла сюда хорошо экипированной. Вдобавок к подробной информации о своей семье, которой она намеревалась со мной поделиться, она привезла с собой карты. Это были генеалогические карты Шотландии, карты проезжих дорог и даже набор мелкомасштабных контурных карт Бартоломью, которых требовалось не меньше дюжины, чтобы составить из них полную карту основной территории Шотландии. Эта находка заставила меня со всей остротой ощутить утрату. Я вот что хочу сказать: готовые на все девицы встречаются в наши дни довольно часто, но вот девушки рассудительные настолько, чтобы понимать истинную цену хорошей карте, большая редкость.

Теперь я примерно знал, где следует начинать поиски. Сазерленд — графство на северо-западе Шотландии. По сути дела, это единственное графство в тех местах. Когда я начал изучать карту нужного района, в дверь постучали. Тихий вежливый стук— так могла бы постучать горничная, принесшая свежую смену полотенец, или знакомый, не желающий тревожить обитателя номера, возможно, занятого в данный момент чем-то весьма интимным; впрочем, у меня в Лондоне не было знакомых за исключением Кроу-Бархема.

Я торопливо сложил карту и сунул ее во внутренний карман пиджака — как и еще пару других, на тот случай, чтобы, если меня будут обыскивать, не было ясно, какой район конкретно меня интересует. Найденный в сумочке Нэнси клочок бумаги я затолкал в носок, что было лучшим тайником, нежели бумажник или ленточка шляпы, хотя и не особенно надежным. Я бы предпочел его уничтожить, но еще не до конца его обследовал: В дверь снова так же осторожно постучали. Я убедился, что все вещи Нэнси в ее сумочке, а сама сумочка лежит на столе, как бы небрежно туда брошенная. Потом мрачно взглянул на мертвую девушку, лежащую на полу.

Я счел, что было бы кощунственно перетаскивать друп в ванную или заталкивать его в платяной шкаф. Ведь она все-таки была моей родственницей и не заслуживала унижения ее достоинства, которое ей удалось сохранить даже в момент смерти. К тому же любопытные, кто бы они ни были, все равно обыскали бы и ванную и шкаф. Я просто достал револьвер и пошел к двери — ив этот момент в дверь в третий раз постучали, громко и нетерпеливо.

— Мэт! — произнес знакомый голос. — Мэтью, милый, впусти меня!

Я не мог не узнать этот голос: существовала единственная женщина — по крайней мере, в Лондоне, — которая нарочно называла меня «милый» всякий раз, когда застигала в комнате с другой женщиной. Я вздохнул, опустил курок и сунул револьвер в карман, не выпуская, впрочем, из ладони. Я приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы выскользнуть из номера в коридор.

— Привет, Вадя! — сказал я, закрывая за собой дверь.

Со времени нашей последней встречи она быстро обрела хорошую форму. Ее прическа вновь превратилась в аккуратную, хотя и не столь живописную конструкцию. Измятый костюм и порванную блузку заменило прямое черное платье без рукавов — настолько прямое, насколько позволяли линии фигуры. Цветастый шифоновый шарфик она повязала на шею с таким стратегическим расчетом, чтобы скрыть синяки, которые не удалось замаскировать тональным кремом. На ней были черные чулки с вызывающим узором— последний писк моды этого сезона (подозреваю, что всякая женщина имеет затаенное желание походить на уличную девку) — и черные туфельки на каблуках.

— Это очень любезно с твоей стороны, Вадя, — сказал я. — И я, разумеется, тебе благодарен. Но, ей-Богу, в этом не было никакой необходимости.

Она нахмурилась.

— Да о чем ты говоришь, милый?

— А разве ты пришла не за тем, чтобы вернуть мой плащ? Я-то думал, ты боялась, что я без него подхвачу насморк.

— Ты, как всегда, шутишь. Твой плащ лежит у меня в номере, — сказала она со смехом. Потом перевела взгляд на оттопыривающийся карман моего пиджака. — А в этом есть необходимость? Тебе бы надо быть посдержаннее, Мэтью, а не то ты превратишься в одного моего знакомого, который, даже бреясь, прицеливается из «пушки» в собственное отражение в зеркале и приказывает ему не шевелиться.

Эти слова избавили меня от вежливых преамбул, и я сразу взял быка за рога:

— Так какого черта ты здесь делаешь, куколка?

— Я? Иду по твоему следу, конечно же! — ответила она. Ее лицо выражало святую невинность. — Или скажем так: я защищаю свои интересы. Мы же работаем вместе, не так ли? У нас же уговор. Когда я вижу, как ты о чем-то беседуешь с другой женщиной или заходишь к ней в номер, я начинаю тревожиться. Об этом мы не договаривались.

— Что-то я не припомню таких железных договоренностей, — заметил я.

Она улыбнулась.

— Наверное, я употребила неудачное выражение. Возможно, мы не договаривались, а имели это в виду. Но в деле с Макроу мы же работаем вместе, разве нет? Даже невзирая на твое безобразное поведение сегодня днем, которое я тебе великодушно прощаю. — Она тронула себя за шею и уронила руку. — И если тут замешана другая женщина, почему бы мне с ней не познакомиться? Итак, кто она, Мэтью?

Я пожал плечами.

— Просто девочка, которая, по ее мнению, приходится мне родственницей. Она попросила меня взглянуть на ее семейный архив.

Вадя внимательно посмотрела на меня, потом откинула голову назад и расхохоталась с нескрываемым весельем.

— Ты такой забавный, милый! Сначала — женушка, теперь троюродная кузина. Но ты же, конечно, не думаешь, будто я… поверю…

Подобную реакцию я ожидал. Иногда правда бывает полезнее лжи.