Дональд Гамильтон - Сеятели смерти. Задание — Токио

— Ну вот и все, — произнесла она шепотом.

Я с трудом удержался от смеха, услышав ее деловитое замечание.

— Мне доводилось слышать и более красноречивые признания.

— Не сомневаюсь! — пробормотала она. — От добровольных партнерш, мистер Хелм! Но вы же не станете утверждать, что девушку может распалить перспектива совокупления по приказу; Если уж на то пошло, то и я что-то не заметила, чтобы вы вели себя так, точно я предел ваших эротических фантазий.

— Надеюсь, мы обретем нужную форму с практикой, — усмехнулся я. — Как же здорово лежать в мягкой кровати после многочасового сидения в кресле! А вообще-то мы можем и впрямь немного расслабиться и устроить военный совет— возможно, нам больше не представится возможности спокойно поговорить. Принести тебе стаканчик или сигарету, или…

— Благодарю. Мои сигареты в сумочке, на комоде…

Я дал ей прикурить и поставил пепельницу на тумбочку.

Приятно было все-таки испытывать это невинное удовольствие — бездельничать в роскошном гостиничном номере, в пижаме средь бела дня в обществе хорошенькой^блондинки, пускай даже она владеет каратэ и дзюдо и способна с дальнего расстояния всадить в «десятку» поясной мишени все пули из обоймы.

Я решил, что романтическая интерлюдия, при всех ее недостатках, сыграла очень полезную роль. Безусловно, она помогла избавиться от неловкости и предотвратить разного рода комплексы, которые непременно развились бы у обоих, если бы мы тщились сохранять наши «супружеские» отношения на сугубо платоническом уровне.

Я стоял возле нашего ложа, задумчиво разглядывая свою миниатюрную партнершу. Ее голубые глаза ярко выделялись на загорелой коже, которая, в свою очередь, казалась мягкой и гладкой на фоне светлых волос и белой ночной сорочки.

Она выпустила в меня струю дыма и сказала:

— Перестаньте, Хелм!

— Перестать — что?

— Кончайте распускать сопли! Вы же стоите и пытаетесь внушить себе теплые чувства ко мне, ведь так? Может, даже заставляете себя немного влюбиться! Только потому, что мы немного позанимались сексом— и, надо сказать, довольно посредственным сексом, — вы чувствуете себя обязанным заявить, как миленько смотрится такая махонечка в громадной постельке! Слушайте, налейте себе стаканчик и завязывайте с этим романтическим бредом! Запомните: всякое сходство между нами и парой влюбленных голубков обманчиво. Мы два клоуна из водевиля, которых наняли для краткой гастрольной поездки.

Конечно, она была права. Я усмехнулся и растянулся возле нее на кровати, подоткнув себе под спину подушку и натянув одеяло на грудь.

— Все верно, — сказал я. — Ну а теперь, если ты закончила читать нотацию, может, обсудим неотложные дела?

Уинни взглянула на меня немного удивленно. И через секунду расхохоталась.

— Ох, простите! Я не хотела… ну, может, это само собой получилось. Так какие дела?

— Ну, скажем, парень по имени Бьюкенен, который мертв. И парень по имени Макроу, который еще жив, но тебе предстоит исправить эту небольшую ошибку при первом же удобном случае. Разумеется, при условии, что мы сумеем определить местонахождение мистера Макроу и подвести тебя на достаточно близкое к нему расстояние.

Она нахмурилась.

— Макроу. Они не назвали его фамилию. Это был величайший секрет. Мне просто описали в общих чертах суть задания. Макроу. Никогда не слышала о таком. Макроу? — Она словно пробовала эту фамилию на вкус. — А как его имя?

— Арчибальд. Не очень честно, а?

— В каком смысле?

— Ну, беднягу наградили таким дурацким именем —

Арчибальд. У него, надо думать, и так уж полным-полно невзгод и без таких головорезов, как мы, которые готовы взять его след…

Уинни даже не улыбнулась. Ну, может, в моих словах и впрямь не было ничего забавного. Она довольно жестко спросила:

— Особые приметы?

— Сорок семь лет. Пять футов семь дюймов. Сто девяносто фунтов.

— Колобок средних лет, — пробормотала она.

— Именно. Низенький и крепенький. Круглолицый. Темные волосы прикрывают небольшую лысину. Карие глаза, немного близорук, носит очки в золотой оправе. Руки и ноги небольшого размера. Когда удосуживается взять в руки бритву, выбривается начисто, но, охваченный научным вдохновением, имеет склонность забывать о столь малозначительных бытовых нюансах. И я подозреваю, что научное вдохновение снисходит на него довольно часто. Одевается неряшливо, на обшлагах видны пятна от кислоты и прочих химикатов. Башковитый и, как говорят, с ужасным характером. Не может ужиться ни с кем, впрочем, и с ним никому не удается ладить. Он считает себя необычайно умным, обреченным существовать на планете, населенной идиотами, которые только и делают что пытаются воспользоваться его гениальными способностями.

— А они пытаются?

— Конечно! Разве не для этого гении рождаются на свет? Сначала он работал в крупной фармацевтической компании. Они сколотили состояние на одном его открытии — какой-то фантастически эффективный антибиотик, — а он только и получил что свое жалование и небольшую премию. Так хитро был заключен контракт. Тогда он раздобыл себе новый контракт и вывел еще какую-то формулу, куда более интересную и потенциально доходную, да только, сам того не подозревая, залез на поле, которое уже возделывалось правительством в военных целях. И вдруг он понял, что работает на биологическую войну— в условиях строжайшей секретности — и по-прежнему зарабатывает каких-то жалких несколько тысяч в год (в то время, наверное, пять), а этот парень, как мне сказали, мечтает о миллионах. Но только, предупреждаю тебя, куколка, не воображай, что наш Арчи похож на яйцеголовых мечтателей-романтиков. Все его фантазии, будь то во сне или наяву, крутятся вокруг бабок. И только бабок.

— Продолжайте…

— С человеком, у которого такие жизненные интересы, вполне естественно произошло следующее: когда к нему пришел некий добрый дядя и потряс тугим кошельком, он потянулся к этому кошельку и исчез. Оставил только записку, в которой писал, что четырнадцатая поправка к Конституции Соединенных Штатов запрещает рабовладение и никто не вправе указывать, где и на кого ему работать и за какое вознаграждение. Он также намекнул, что американским властям можно не тревожиться по поводу выдачи им государственных секретов, к коим он был причастен, поскольку ни они, ни его новый спонсор нимало не интересуются устаревшими опытами, которые его заставляли проводить в государственных лабораториях. У него сейчас на уме куда более грандиозные эксперименты. В данных обстоятельствах, писал Арчи, он не видит причин, почему его исчезновение должно возбудить ка-кую-то озабоченность со стороны официальных ведомств, и требует, весьма настоятельно, чтобы они прекратили вмешиваться в его научную работу. — Я пожал плечами. — Ну, в какой-то мере Макроу можно понять. В конце концов, он же хозяин своего мозга, который, похоже, очень неплохо фурычит. Вряд ли его можно винить за то, что он хочет получить за свой талант приличную цену.