Дональд Гамильтон - Сеятели смерти. Задание — Токио

— Что касается второго сообщения, то оно послано кем-то из горной системы Кунлунь, где китайцы испытывают свои новые ракеты средней дальности с различными боеголовками. Эл Чарльз месяц назад рассказывал мне о них. «Голубь» — наш резидент, а «Перегрин 223» это ракета, улетевшая в неизвестном направлении и непонятно где приземлившаяся. В связи с этим, секция «Павлин» пекинского Черного дома пытается осуществить обманный маневр, а наш агент «Водонос» потерпел неудачу… — Чуть помолчав, Билл произнес — Да, совпадений слишком много.

— Что вы имеете в виду? — встрепенулся Фрилинг.

— То, что схожие инциденты с оружием массового поражения произошли одновременно у нас, русских и китайцев, причем те и другие и третьи не уверены, у кого рыльце в пушку в связи с тем, что стряслось в Хатасиме.

— Да, виноватым может сказаться кто угодно, — кивнул Фрилинг.

Вы сами знаете, что виноваты мы, — выпалил Билл. — И вы ошибаетесь, если надеетесь, что я позволю использовать Йоко Камуру в ваших неблаговидных целях. Она не виновата, что выздоровела, да и в любом случае это вовсе не основание, чтобы потрошить ее, как лабораторного кролика.

— Если не мы, — тихо произнес доктор Фрилинг, — то это сделают русские или китайцы. Все же, в наших руках у нее будет больше шансов. Именно поэтому, Билл, я и хочу заручиться вашей поддержкой. Вы знаете эту девушку лучше, чем все остальные. В этом отношении мы имеем преимущество перед другими. Вы знаете ее вкусы, привычки и привязанности. Но самое главное, вы знаете, как она думает. Вы не раз вместе отдыхали. Вам знакомы ее излюбленные места. Вы можете подсказать нам, куда она может направиться, находясь в таком тревожном и смятенном состоянии?

Билл Черчилль молчал.

— Нам необходимо найти ее первыми, — продолжал Фрилинг. — В течение тридцати шести часов. После этого ящик Пандоры откроется. Прочитайте последний меморандум.

Мелвин Каммингс снова вмешался.

— Мое письмо помечено грифом «строго секретно», — гневно сказал он.

— В этой комнате секретов нет.

— Я решительно возражаю. У Черчилля нет допуска к столь секретной информации. Он не считается…

— Вы круглый болван, Каммингс. Я принимаю всю ответственность на себя. Читайте, Билл. Сами увидите — мы разворошили настоящее осиное гнездо.

Билл Черчилль пробежал глазами отчет Мелвина Каммингса. Речь в нем шла о различных событиях, случившихся после хатасимской трагедии, и откликах на нее. Японское министерство здравоохранения послало срочное донесение императору, а министр иностранных дел уже вылетел в Вашингтон. Дипломатическая война казалась уже неминуемой. В любую минуту могли полететь депеши во Всемирную организацию здравоохранения и в Организацию Объединенных Наций. Японское здравоохранение уже потихоньку готовилось к смертельной схватке с неведомым противником, а пронырливые корреспонденты в Париже, Москве, Риме и Токио уже осаждали ученых, задавая им крайне неприятные вопросы. Словно пробуждался спящий дракон. В московской «Правде» появилась гневная передовая, как всегда обвинявшая лживую американскую пропаганду во всех смертных грехах, но на сей раз подчеркивавшая, что недавно наложенный президентом запрет на разработку и использование бактериологического и химического оружия не более, чем очередной дешевый трюк пропаганды, которую акулы империализма вели против всех миролюбивых сил. Пекинская «Синьхуа» обвинила русских в запуске ракет, начиненных ядовитыми веществами, в густонаселенный район возле города Такту. А вот Вашингтон хранил гордое молчание. Каммингс умолял правительство, пока не поздно, выступить со срочным заявлением, в котором бы категорически отрицалась всякая причастность США к инциденту в Хатасиме. Письмо насквозь пропиталось паническим духом. Черчиллю показалось, что толстый обрюзгший дипломат трясется от страха. Посмотрев на худую физиономию доктора Фрилинга, он захлопнул папку и отложил ее в сторону.

— Что вы от меня хотите? — спросил он.

— Мы хотим, чтобы вы помогли Дарреллу разыскать девушку.

— Вы не причините ей вреда?

— Не знаю. В данную минуту она — наша единственная надежда на то, чтобы побороть эпидемию. Чума уже вот-вот выйдет за пределы Хатасимы. Переработанная в деревне рыба уже разослана по многим районам. Тысячи посетителей осакской «Экспо» разбрелись по островам вокруг Хатасимы. Чья бы ни была вина в случившемся, Билл, вывод неутешительный — мы стоим перед лицом неминуемой катастрофы. Йоко Камуру — наша последняя и единственная надежда.

— Она обладает естественной невосприимчивостью к этому заболеванию?

— Нам известно одно — она переболела и исчезла из Хатасимы. Мы знаем, что она побывала на курорте и на железнодорожной станции. — Доктор Фрилинг посмотрел на часы. — За последний час мы не получили отчета. От Даррелла тоже ничего нет. Мы даже не знаем, на свободе ли еще Йоко — ведь по ее следу идут и полковник Третьего управления КГБ Цезарь Сколь, и По Пинг-тао, глава секции «Павлин» пекинского Черного дома, и люди майора Яматои. Но мы должны найти ее первыми. Вы — наша секретная козырная карта^Билл. Вы должны нам помочь.

— Что вы сделаете с Йоко, если мы найдем ее?

— Нам понадобится взять у нее кровь, получить сыворотку и выделить антитела, с помощью которых мы рассчитываем остановить эпидемию. Это крайне срочная задача. Как бы ни называлась эта болезнь— пока мы зовем ее «Перл-Ку», поскольку симптомы очень похожи, — жертвы не выживают и двадцати четырех часов после контакта. Вирус обладает воистину дьявольской убойной силой. По отчетам врачей, болезнь сопровождается сильной лихорадкой, поражением сердца и легких, изъязвлением ротовой полости и отказом почек. У меня уже есть команда врачей, готовых работать с Йоко, как тблько мы разыщем ее.

— Но ведь после ваших манипуляций она может погибнуть, — констатировал Билл.

— Не знаю, — покачал головой Фрилинг.

— Вы готовы пожертвовать ее жизнью?

— Да, если это необходимо. Не забывайте, что на карту поставлены миллионы жизней.

— Но вы не уверены, поможет ли это?

— Пока мы только строим предположения, но они подкреплены сильными логическими умозаключениями. Как нам ее найти, Билл?

Черчилль насупился.

— Не^знаю. Я даже не представляю, куда она может поехать. Йоко очень открытый и искренний человек, она живет в особом мирке красоты и искусства. Я никогда не видел ее в экстремальной ситуации. Не знаю, как она может поступить при данных обстоятельствах.

Он встал, а Фрилинг спросил:

— О чем вы думаете?

— Я вспоминаю ее любимые места отдыха. Куда мы вместе ездили.

— Назовите их.

— Я хочу немного подумать, — сказал Черчилль. — Она слишком дорога мне.