Лили Райт - Танцуя с тигром

Трасса 1 была перекрыта. Происшествие или дорожные работы. Он свернул в парк, планируя свою месть. Он будет сердечно рад, пожмет руки, с удовольствием примет приглашение и сядет на стул во дворе, перед тем как холодно предъявить свои обвинения: «Я думаю, что ты продал мне несколько фальшивых масок некоторое время назад. Ты и Гонсалес». Если Констанс услышит, так тому и быть. Пусть знает, что человек, за которого она вышла замуж, оказался лжецом, мошенником. Томас изобразит недоумение, станет отрицать все своим сливочным голосом: «Я понимаю, через что тебе пришлось пройти, и мне искренне жаль, но ты ведь не всерьез винишь меня в своих проблемах?»

Движение понемногу возобновлялось, но очень медленно. Он опаздывал. Нужно было ехать экспрессом. Последние капли водки плескались в бутылке. Иногда мужчине нужно выпить, чтобы оторвать свою задницу от кресла. Шекспиру это было известно. И Черчиллю тоже. Колени снова ныли. Водка раздражала его. Допей эту чертову дрянь. Одним глотком он с ней справился.

ДТП было впечатляющим. Белый седан лежал, перевернувшись, посреди дороги, как огромная раненая чайка. Он объехал груду металла, нажал на педаль акселератора, оценивая время, ускоряясь так, чтобы проскочить перекресток перед тем, как загорится красный свет. Автомобили рвались вперед, жадные ублюдки. Видно, им было по душе создавать пробки и стоять в них. Перед ним неожиданно оказался темно-бордовый микроавтобус. В окне его он увидел бледное лицо ребенка в шапке с бубоном. Он резко свернул в сторону, перестарался, наехал на бордюр и вернулся обратно на трассу. Он пискнул, как девчонка, и трясущимися руками прикоснулся к груди, проверяя, на месте ли сердце. Ничего не случилось. Ни ДТП. Ни травм. Он перестроился в медленный ряд, вразумленный, но все еще едущий, и только тогда услышал вой сирен. И он подумал: «Томас Мэлоун – дьявол, и никто не может его остановить».

Он видел, что выйти в свет с мужчиной столь поздней ночью для Чело было серьезным событием. Она заказала лимонад из лайма и кусочек шоколадного пирога. Он взял себе пиво и стопку виски. Они провели день, гуляя по городу, останавливаясь, чтобы купить ледяной стружки и сделать глупые фотографии друг с другом. К шести часам они устали и бросили якорь в кафе. Он выследит Мэлоуна завтра, ибо сегодня не чувствует никаких амбиций. Он купил розу у женщины с корзиной на голове. По полной цене. Не торгуясь. Чело прижалась носом к самому сердцу цветка, затем положила розу, будто у нее было множество поклонников, много роз, будто у нее была коллекция.

Черный археолог пытался расслабиться, но паранойя то и дело нарушала его покой. Кто знал, где материализуется уродливая рожа Рейеса? Если Чело могла появиться в автобусе и сделать все вокруг прекрасным, то Рейес мог появиться в кафе с заряженными пушками. Чело обещала помочь ему, но она не могла защитить его от Рейеса или отвести его к Мэлоуну. Наверное, он должен был помолиться.

– Tal vez debería rezar [333]. – Черный археолог постарался убрать всю гордыню и спесь из голоса. – Чтобы найти своего друга, вот об этом.

Девушка кивнула, словно давно ожидала этого.

– Всевышний поможет, если его попросить.

– Что я должен сказать?

Девушка постучала ногтями по своей соломинке.

– Говори своими словами. Своим голосом.

– Каким голосом?

– Голосом того, кто ты есть.

– А что, если он недостаточно хороший?

Девушка поджала губы.

– Стань лучше. Заслужи его уважение.

Этот комментарий вывел его из себя. Он искал поддержки, а она повергла его в еще большее смятение. Ей самой кто-то засадил, а она строила из себя праведницу.

– А что ты знаешь? – Его голос звучал грубо, и он не задумывался о том, чтобы сменить тон. Его не будут осуждать. И уж точно не девчонка, которая не может наскрести два песо.

Она холодно посмотрела на него.

– Я знаю Всевышнего.

– Никто не знает его.

– Я знаю.

Черный археолог фыркнул и достал сигарету. Чело сидела, сложив руки над животом, как Будда, словно каждый должен был потереть ее живот на удачу. Внезапно черному археологу стало наплевать, что он мог навредить ей – или ребенку. Она приходилась ему… никем. Она была простой шалавой, с которой он познакомился в автобусе. Она не знала, что он выкопал одно из величайших сокровищ в истории Мексики. Она не знала, что он продал это сокровище, украл его обратно и продал во второй раз. И вот теперь, пока она сидела тут и потягивала свой лимонад, он разрабатывал план, чтобы украсть его в третий раз, не ради прибыли, а во имя Пресвятой Девы Гваделупской, ее Пресвятой Девы. Чего добилась в своей жизни Чело? Раздвигала ноги, чистила картошку, выносила приговор. Ему не хватало знания испанского, чтобы описать все, в чем она уступала ему. И поэтому он просто сказал:

– А что Бог говорит о твоем ребенке?

Лицо девушки стало каменным, словно вокруг нее вмиг выросла стена толщиной в двадцать сантиметров. Губы накрыли брекеты.

– Бог говорит, что это Его сын.

– Твой сын – hijo de la chingada [334].

Это была одна из самых страшных вещей для мексиканца. Твой сын – сын шлюхи, не просто какой-нибудь шлюхи, а Ла Малинче, индианки, которая переспала с Кортесом. Девушка уронила голову, словно он дал ей пощечину.

Он бросил на стол деньги и оставил ее, разъяренный настолько, что не контролировал себя. Дойдя до рынка, он нырнул в самую глубь, пробегая мимо синтетических футболок, мимо связок перца чоризо, висевших, словно вульгарные ожерелья. Он ненавидел эту страну. У мексиканцев не было ничего. Ничего, кроме земли, которую они загадили. Ничего, кроме животных, которых они убивали, реликвий, которые они закладывали, наркотиков, которыми они торговали. Ничего, кроме Бога, который бездействовал. Черный археолог прошел мимо сонных детей, которые гуляли, несмотря на поздний час. Ложись в постель. Иди в школу. Перестань объедаться сладким. Он подумал о своей матери. Во всех бедствиях, которые он терпел в своей жизни, была виновата она. Она не вырастила его тем, кем он хотел стать.

Лавкам мясников не было конца и края. На него воззрилась свиная голова, с которой сняли кожу, голова судьи Верховного суда. Ее губы шевелились. Черный археолог потер глаза, надеясь отогнать видение, но вонючая белая мясистая, жизнерадостная, голубоглазая свиная голова, которая лежала на столе мясника, обращалась к нему, невзирая на разницу в их происхождении и языках. «Послушай девушку, – сказала она. – Поверь во что-то. Я знаю. Я свинья».

Черный археолог посмотрел на обезглавленных индюшек, освежеванных кроликов, весь этот мертвый зверинец, который не стоил и пары песо.

Мясник отвлекся от куриных потрохов на весах.

– Могу я что-то подсказать?