Анна Дубчак - Рождественский ужин

Татьяна отвернулась, чтобы вытереть слезы. Потом опустила голову, продолжая внимательно слушать Лизу.

– Вы сказали, что Вера была знакома с Лидией с юности. А на самом деле она прежде никогда не знала Лидию. Еще вы сказали, что Вера всем своим видом демонстрировала нежелание делиться с вами… И это не так. Она каждую минуту говорила с вами о том, что у нее болело, от чего разрывалось сердце… И вы объясняли ей, что так, как ведет себя она, – недопустимо, что она сошла с ума, что еще немного – и она на самом деле обезумеет… Что ей надо взять себя в руки, а не готовить, не покупать постельное белье… Да что вы ей только не говорили, но она продолжала гнуть свою линию, а вы переживали за нее, это у вас сердце готово было разорваться от обиды за вашу лучшую подругу, которая готова была так унизиться перед этими людьми… Ведь так, Таня?

Татьяна чуть заметно кивнула головой.

– Когда я сказала вам про чек, который мы у нее нашли, вы ответили, что она купила колье себе… Снова ложь. Вы же прекрасно знали, для кого она купила это колье… На мой вопрос, как выглядела Вера в день своей смерти, вы сказали, что она была нарядная, красивая и что у нее был « блаженно-мечтательный вид. Она словно куда-то летела, никого вокруг не замечая…». Хотя на самом деле она хоть и была одета хорошо и, быть может, даже нарядно, но она сидела за столом белая как мел, почти не разговаривала, и вы тогда еще заподозрили что-то неладное, так? Татьяна, отвечайте! – закричала на нее взбешенная Лиза. А Глаша вздрогнула так, что громко стукнула пустой чашкой по блюдцу.

– Да… Да… Вы же сами все знаете… – задыхаясь от слез, проговорила Татьяна.

– Когда вы догадались, что она задумала?

– Вот тогда-то и поняла… И испугалась… – Татьяна повернула к Лизе свое заплаканное, мокрое лицо. Она, рыдая, говорила в нос, чуть слышно.

– И что вы предприняли?

– Я ничего не могла сделать… Разве что взять и вывести ее из-за стола, как куклу, привести ее к себе домой, напоить успокаивающими таблетками и уложить в постель, а этих – просто выгнать метлой, взашей!!!

– Но вы не сделали этого…

– Никогда себе этого не прощу…

– « Я радовалась тому, что у нее хорошее настроение, что у нее взгляд… знаете, как у человека, перед которым открываются какие-то неизведанные дали…» Таня, вы же знали, о каких далях идет речь… О таких далях, откуда не возвращаются…

– Не рвите мне душу. Ну, пожалуйста, – заскулила она.

– Вы сказали, что у нее нет наследников и что она не оставила завещания. И здесь солгали. Вы прекрасно знали, на кого составлено завещание. Причем много лет тому назад…

– Но как вы догадались? Как? – Брови ее взлетели в каком-то надломе, образовав тонкие морщинки на лбу.

– В сущности, вы выдали себя одной-единственной фразой, которая вылетела с ваших губ, как птица…

Глафира оживилась. Она-то тоже уцепилась за эту фразу и, когда Татьяна ее произнесла, едва сдержалась, чтобы не расспросить женщину об этом поподробнее.

– Вы сказали, что Вера – однолюбка.

– Да, да… Я проговорилась. Не знаю, как сказала это… Хотя вы рано или поздно сами бы узнали…

– Что же касается вашего отношения к подруге, вашей любви и преданности и того, как вы ценили ее, то это скрывалось за скупыми словами о том, что на похоронах Веры Береговой будет очень много народу… А еще я поняла, что похороны организовываете вы, а не наследник…

– Чтоб он горел в аду! – шумно, по-бабьи вздохнув, в сердцах произнесла Татьяна. – Послушайте… Вы вот сказали сейчас, что нас трое… Но вам же звонил следователь, я же все поняла, не дура…

– Расскажите все с самого начала, а потом разберемся, и я обещаю вам помощь. Больше того, в моих силах все перевернуть, поставить с ног на голову и спасти вас… Я знаю много таких приемов, если не верите, спросите у Глаши! Я не на стороне закона, который сажает за решетку невиновных людей… Я на стороне совести. Тем более я, как мне кажется, многое поняла из того, что произошло… Больше того, я даже могу начать рассказывать, а вы, если я где-то ошибусь, поправите меня…

Глафира смотрела на свою начальницу с нескрываемым восхищением. Как она любила эти минуты развязки, когда Лиза, соединив воедино все крупицы информации, складывала в одну, завязанную на сложнейших человеческих страстях, историю… И какую историю!!! Блестящую!

– Когда-то давно Вера Береговая вышла замуж за человека, которого любила до беспамятства… А он ее по каким-то причинам бросил. Уехал из Саратова, подался в столицу и там закружился в новой своей жизни. Сменил не одну жену, работу, пока более-менее не устроился… Но достичь чего-то большого, развить свой бизнес ему не удалось. Он перебивался случайными заработками, часто выступал в роли посредника, и иногда ему удавалось срубить свои комиссионные… Думаю, что Вера была у него вроде отдушины, может, и самым близким человеком, с которым он время от времени созванивался. Вере он, недалекий, в общем-то, человек, рассказывал и о своих любовницах, советовался с ней, кого выбрать, словом, эгоист страшный, он вел себя по отношению к ней, как самая настоящая свинья! Вера же принимала его знаки внимания совсем за другое. Она находилась в таком подвешенном, взвинченном, любовном состоянии все эти годы, что просто жила этими скупыми звонками, знаками внимания… Она ждала его. Ждала любого. Бедного, больного, подлого, эгоистичного, жадного, алчного, опасного, преступного, порочного… Она же была однолюбкой и не представляла себе жизни с другим мужчиной, потому и не пыталась выйти замуж еще раз. Ее устраивала эта нервозность ее отношений с Владимиром, эти ночные звонки, это его пьяное блеянье в трубку, когда он, обливаясь слезами, жаловался на свою жизнь… И что самое трагичное в этой ситуации – что она так и не смогла воспринять его поступки адекватно. Она почти до последнего дня была ослеплена своей любовью, доходящей подчас до болезни… Скажите, Вера в последнее время жаловалась вам на сердце?

– Конечно! – воскликнула ошарашенная услышанным Татьяна.

– Я нашла среди ее документов результаты ее обследования. И хоть я и не доктор, но она пару месяцев тому назад перенесла микроинфаркт, так?

– Да! Знаете, как она испугалась!

– Знаю. Потому-то она и составила завещание, в котором все завещала своему возлюбленному – Владимиру Бронникову.

– Бедняжка… У нее совсем тогда помутился рассудок! Я предупреждала ее, насколько это все опасно. Но она меня и слышать не хотела, хотя ей важно было мое присутствие, она без меня дышать не могла… Я же была ее главным слушателем, кому она могла доверить все свои самые сокровенные чувства, тайны…

– Думаю, что она сообщила об этом Владимиру в одном из своих разговоров. Так?