Фридрих Незнанский - Тополиный пух

— Садитесь, Кирилл Валентинович, — не самым дружелюбным тоном начал он, глядя не в глаза собеседнику, а в стол.

Начало не предвещало ничего хорошего.

— Вы эти материалы… — Васильцов сделал решительный жест рукой, — отложите пока в сторону, успеем вернуться. Меня другое интересует. Что у нас происходит, объясните? — Он поднял голову и требовательно уставился своему заместителю в глаза: — Вы догадываетесь, о чем я? Или нужны разъяснения? Разве не ясно, что человек, которому выдвинуты серьезные общественные обвинения, не может спать спокойно, пока не докажет публично своей невиновности? Вы — юрист, мне вас что, учить надо? А у меня нет для этого свободного времени! Но если его нет и у вас, чтобы отстоять свою честь и достоинство, тогда что я должен думать? Как реагировать на обращенные ко мне вопросы?

— Вы разрешите? — сдавленным голосом спросил Степанцов.

— Обязательно разрешу! Даже потребую, Кирилл Валентинович! Нам, честное слово, только «банной» славы не хватает! Извините за резкость. Так слушаю вас.

— В настоящее время ведется расследование… На самом высоком, уверяю вас, уровне. В Генеральной прокуратуре. И меня там уверили, что разберутся в самом ближайшем будущем. К сожалению, я не располагаю материалами следствия, но проводит его госсоветник юстиции третьего класса Турецкий, это имя вам, полагаю, достаточно известно. И он мне сообщил, что подлинная фамилия анонима им уже установлена. Просто в настоящий момент он, но моим данным, в командировке, а когда вернется, я уверен, будут и результаты.

— Хм, мне бы вашу уверенность! Просто поразительно! — Председатель как-то по-бабьи всплеснул руками. — Неужели вы не понимаете, что ставите под сомнение собственную репутацию? В подобных случаях благородные, честные люди обычно сами подавали в отставку! Ну, от вас, — он со снисходительной небрежностью посмотрел на побледневшего Степанцова, — никто этого не потребует, да и времена другие, однако…

— Что вы мне предлагаете?

— Возьмите, на худой конец, отпуск. По состоянию здоровья. Или по семейным обстоятельствам, как угодно. До конца этой вашей развернувшейся эпопеи. Что я могу вам, взрослому и весьма, надеюсь, неглупому человеку, советовать? Свои шаги вы должны были предвидеть сами, Кирилл Валентинович!.. И гораздо раньше! Ладно, — решительно закончил он даже и не разговор, а, скорее, свое гневное выступление, — я вас больше не задерживаю, свободны.

Степанцов с трудом поднялся и направился к выходу. Но у самой двери его догнала последняя фраза Васильцова:

— Это у вас, полагаю, материалы по Удоканскому месторождению? Можете папку оставить у меня, я посмотрю позже.

И Степанцову пришлось, пересиливая себя, вернуться, положить на стол Васильцова папку с документами и снова, едва не спотыкаясь, идти по казавшейся теперь отвратительно бесконечной ковровой дорожке в двери.

Ему не стоило объяснять смысла сказанных председателем слов. Алексей Иванович, говоря о предвидении, имел в виду совершенно конкретные вещи. Он определенно хотел сказать: «Ты, Кирилл, возжелав ступить на эту ковровую дорожку не посетителем, а хозяином, должен был предвидеть возможные последствия. И теперь сам отвечай за свои действия. Или за собственное бездействие». Что, скорее всего, точнее. И это «путешествие» по ковровой дорожке туда-сюда было наверняка использовано им в качестве дополнительной издевки над человеком, покусившимся на его трон. Или кресло. Или стул — это все абсолютно без разницы, ибо за собой Степанцов никакой вины не чувствовал, слухи о своем возможном назначении не педалировал, не распространял, поскольку за него это с успехом делали другие, и меньше всего ожидал в своей, как видно, неоправданной самоуспокоенности такого непредвиденного поворота.

Но что сделано, то сделано…

Поразмыслив позже трезво, Кирилл Валентинович пришел почти к утешительному, если его можно было определить этим словом, выводу для себя. Те, кто его продвигал, будут, конечно, расстроены. Но ведь известно и другое — боевых коней на переправе не меняют, а он, Степанцов, еще полон здоровья, далеко не стар, пятьдесят восемь — не тот возраст, чтобы думать о грядущей пенсии, и обязательно найдутся силы, которым он определенно понадобится.

Предлагает отпуск по состоянию здоровья? Нет, у них этот номер не пройдет. Надо использовать шанс хотя бы по семейным обстоятельствам. И не на полный срок, который никому не нужен, а, к примеру, десять, ну, двенадцать дней. Как президент отдыхает, не дольше. А за это время и следствие — будь оно проклято! — сдвинется. И станет ясно, стоит ли дальше ломать копья… То есть тут опять не совсем точная постановка вопроса: ломать — не ломать, обязательно ломать! Но с какой силой? Или не будет нужды вообще ее применять?

Почему же он сам так остро поначалу воспринял обвинения неизвестного клеветника, почему испугался? А потому, что обстановка вокруг его нового назначения была определенно напряженной — вроде бы просчитанной уже, но до конца еще неясной. Наверное, подействовала и недружественная реакция Сережи Камышлова, как бы «умывшего руки». Вон ведь, даже мысль о самоубийстве посетила! Но теперь, по прошествии довольно короткого, в общем-то, времени, Кириллу Валентиновичу казалось, что подобные обвинения можно, без всякого сомнения, выдвинуть против любого ответственного работника, который жил и трудился на благо Родины в те же времена. И все это прекрасно знают. И плюют с высокого потолка, ибо понимают, что таков был общий порядок, такова была система! И не тебе ее менять…

Да, но далеко не все оказываются на острие политических разборок. Не всем Аредлагают высший пост, когда еще не убран твой предшественник, который тоже прекрасно знает, какие пружины и в каком направлении могут сработать. Вот тут и гнездится ошибка. А все остальное — мышиная возня…

И вместе с этой новой уверенностью, что не все потеряно и, вполне возможно, обойдется, Степанцова неожиданно посетила довольно-таки простая мысль. А что ж это он, в самом-то деле, так растерялся; когда у него есть Федя Кулагин? И почему он до сих пор молчит? Он же твердо обещал принять меры…

Кирилл Валентинович решительно поднял трубку. Вот, правильно, и выговор пора бы Феде сделать. Как-никак, понимаешь, сам-то Степанцов выполнил все обещания — провел нужную беседу, получил соответствующие твердые гарантии, а этот даже не телится! Нет, брат, у нас так дела не делаются!

— Кулагин слушает, — отозвался недовольный голос.

— Привет, Федор, привет! — почти пропел Степанцов в трубку. — Что-то давно твоего голоса не слышал.

— А-а, это ты… — странно неприветливо отреагировал Кулагин. — Чего звонишь? Снова, что ли, проблемы с девочками?