Илья Рясной - Библиотечка журнала «Милиция» № 1 (1993)

Больше половины участвующих в поиске — промысловики-охотники, дружинники. Боевое скорострельное оружие в руках налетчиков — слишком серьезно. Едва ли оправдано рисковать жизнью гражданского населения. Пусть бы лучше Глеб, Роман, Клим ушли со своим грузом без помех из тайги. Куда бы ни направились, не затеряются, если хорошенько искать.

— Вспомните, как они вели себя? Что говорили? Имена, может, какие-нибудь называли? — Шатохин сел на большое полено напротив Агафьи, пытливо глядя ей в глаза.

— Чего ж вспоминать-то? Говорила, поди-ка, уже, — помолчав, пробормотала она.

— Дщерью Евдокии, Феодосии называли тебя, так, — напомнил участковый.

— Так…

— Еще Богатенко какого-то вспоминали?

— Вспоминали.

— Когда у меня были, один из бродяг этих тоже говорил про Богатенко, — встряла в разговор бабка Липа.

— Как именно? Что говорил?

— Не помню. Так влетели, страх… — бабка Липа кончиками платочка вытерла навернувшиеся слезы, отвернулась, перекрестилась.

«Дщерь» — по-старому «дочь». Но почему один из налетчиков сказал Агафье «дщерь Евдокии, Феодосии», кто такой Богатенко? — ответить старушки не могли.

…В обществе староверок провели около двух часов, но ничего нового к уже известному у Шатохина не прибавилось.

Зряшным оказался поход и к Варваре с Агриппиной — в домик, который грабители оставили в покое. От встречи с сотрудниками милиции бабки увильнули. Шатохин увидел, как сгорбленные фигурки старушек вышли из избы и спешно скрылись в гуще деревьев.

В покинутую келью все же вошли. Запах свежесгоревшего лампадного масла царил в избушке. Красников дотронулся до лампадки: остыть не успела, наверняка не пустой угол освещала. Но ни единого образка на виду в избе не было.

— Утром так же «встретили». Теперь хоть сутки, хоть десять жди — без толку, — констатировал Красников. — Будут, как это наш фельдшер говорит, бегати и таиться.

Безрезультатным был и визит к Афанасию. Пожилая женщина вышла навстречу.

— Болеет брат Афанасии, — негромко сказала она. — Нельзя к нему.

— Утром здоров был, бабка Анна. И какой тебе он брат, — попытался разговорить ее Красников.

— Слег брат Афанасий, болеет, — словно не слыша реплики, повторила бабка Анна.

— Все-таки обманываешь, поди? — участковый посмотрел испытующе.

Анна недолго колебалась, сделав знак Красникову следовать за ней, направилась к домику. Подол длинной, почти до пят, ситцевой юбки волочился по густой траве.

Участковый, войдя вместе с хозяйкой в домик, возвратился очень скоро.

— Вправду сильно заболел. В глаз кровоизлияние и нога отнялась. Не до нас им сейчас, — сказал он Шатохину. Размышляя над причиной внезапной болезни Афанасия, прибавил: — Так обобрали! Шутка ли… И лечиться не хотят ни в какую.

— Это их дело. А врача вызвать нужно, — задумавшись проговорил Шатохин. Оставался еще один пострадавший от вторжения налетчиков скит, где не побывали, — скит Василия. Не хотелось откладывать последний визит на завтра. Нужно поторапливаться, день на исходе.

— До жилья Василия сколько километров? — спросил он.

— Семь. Восемь от силы.

— Тогда идем, Сергей.

Спешили. Рассчитывали, пока закатное солнце не успело еще приклониться к зубцам ельника, быть у Василия.

Тропа проходила мимо сиротливого пристанища Киприяна. Вот виден уже деревянный крест, бревенчатая избушка с тесовой крышей.

— Талант у мужика был, — кивнул в сторону могильного креста Красников. — Отдельные листы у рукописных книг истреплются, он так скопирует, под старину подладит — не отличишь, где подлинник, где рука Киприяна.

— А теперь они где? — спросил Шатохин.

— Имуществом не интересовался. Соседи, наверное, забрали. Я последний раз спустя неделю после смерти Киприяна сюда приезжал, изба уже совсем пустая была.

— Когда-когда в последний раз? — уточник Шатохин.

— Полмесяца назад. Услышал о смерти старика, и сразу поехал.

— А нынче кто сопровождал группу из Назарьево?

— Я. Но здесь мы не были.

— Тогда кто же? — Шатохин указал на примятую в высокой траве тропку, ведущую к избе.

— Не знаю… — озабоченно произнес участковый.

— Попытаемся узнать.

Руками раздвигая перед собой траву, Шатохин направился к тропке. Следы подошв резиновых сапог на влажноватой земле были сравнительно свежие, двух- или трехдневной давности.

— Чужой кто-то ходил, товарищ майор, — наклонившись, заговорил приглушенным голосом Красников. — У здешних у всех обутки кожаные, самодельные, сделанные Василием.

Шатохин не откликнулся. Думал, почему вышло так, что следственно-оперативная группа обошла стороной Киприяново жилище. Скорее всего, подвела логика мышления, сработал автоматизм: Киприян умер, дом его опустел, в близлежащих деревнях это известно, значит, осведомлены и грабители. Но они-то как раз могли и не знать. Следовательно, если действительно в избу заглядывали потрошители скитов, информацией о старообрядцах они располагали давней… Бороносин! Шатохин вспомнил о нем. Вернулся с очередной железнодорожной вахты уже после смерти Киприяна. И если был провожатым…

Дверь была чуть-чуть приоткрыта. Тонкая, не шире лезвия ножа полоска дневного света просачивалась внутрь жилища, вычерчивая длинную прямую на полу. Шатохин отворил дверь. На покрытом слоем пыли полу хорошо были заметны следы подошв сапог. Не входя в избу, вместе с Красниковым изучали их, потом Шатохин осторожно ступил через порожек.

Луч фонарика заскользил по затканным тончайшей пряжей-паутиной углам, как вдруг в проеме между стеной и печкой наткнулся на рваную дырку в этой «пряже».

Шатохин приблизился, посветил в узкий проем и увидел расколотую пополам деревянную чашку. С помощью прутика выудил обе половинки посудины из-за печки.

Чашку брали голыми руками, и было это сравнительно недавно: налет пыли в местах, где заметно касание пальцев, — тончайший. Из бокового кармана Шатохин вынул свернутую газету, расправил и завернул в нее половинки.

— Что там, товарищ майор? — Красникову было интересно, мальчишеский азарт охватил его.

— В траве кругляш валяется, Сергей. В избу его нужно занести, — попросил Шатохин.

— Есть, — отозвался Красников. Исчез и снова вскоре появился в дверях, позвал: — Товарищ майор, взгляните.

Взволнованные нотки проскальзывали в голосе Красникова, и было от чего: поднимая бревешко, он обнаружил на земле медную литую иконку размером чуть больше спичечного коробка и два папиросных окурка с изжеванными мундштуками.

— Вчера, в крайнем случае позавчера курили, — сказал Красников, рассматривая их.

— Похоже, — отозвался Шатохин.

Солнце закатывалось. Багровый его диск вот-вот скроется за макушками елей. После заката сумерки нахлынут не сразу, и все равно надо спешить. Находки в избе и возле нее заставляли изменить планы.