Михаил Учайкин - Синдром Минотавра

– Другой фотографии нет? – спросила Ариадна.

– Нет, – покачал головой Филимон. – Изучай эту.

Ариадна согласно покачала головой и снова вперилась взглядом в лицо девушки – что-то неуловимое ускользало от нее.

– Можно увеличить изображение, – предложил Филимон и показал, как это сделать.

Ну конечно! Ариадна крутила фотографию и так, и этак, пока, наконец, не поняла, что не так с Офелией – ее довольно милое лицо оказалось несимметричным. Если смотреть только на левую половину, то это как бы была одна девушка, а с правой половины на Ариадну взирала совсем другая. Тим не мог взять себе в помощницы девушки без изюминки, как выразилась Регина. Мысли бешено запрыгали, как зайцы, только ухватить их за хвост не удавалось. Почему он принимал на работу именно таких? Ариадна не смогла подобрать слова. Ведь и ее он считает такой же, как Офелия, только поэтому принял, а Регине отказал – на его взгляд, она слишком нормальная, слишком простая и предсказуемая. Но в ее случае Тим ошибся – у нее не врожденные физические недостатки, а приобретенные, похоже, он не знал об этом. И психически она совершенно нормальная.

Что делал Тим, чем занимался после того, как ушел из поликлиники, ведь в бизнес-центре его кабинет существует только что-то около семи лет?

– Интернет у тебя в смартфоне есть? – спросила Ариадна. – Хочу посмотреть, что это за странный синдром.

Филимон вывел ей на экран: «Возникает при заболеваниях в форме приступа. Характеризуется «озарением», внезапной мыслью, формирующей интерпретативный бред, систематизация которого происходит лишь в общих чертах без отработанной детализации. Сопровождается аффективными расстройствами (тревога, страх, экстаз), хорошо развитым лексическим умом».

Его тоже, похоже, интересовал этот вопрос.

– Родители девушки сообщили, что накануне гибели ее мучали видения, – сказал он, – словно ее атаковали крысы, а она отбивалась от них и кричала, что спасти ее может только одна палочка с девятью дырочками. Но ее никто не понимал, а потом она утонула. Просто вошла в воду и не вышла.

– Жутко, – дернула плечами Ариадна. – Она не смогла объяснить, чего хотела. Ей могли бы помочь, если бы поняли, что ее мучает.

– А ты понимаешь? – нахмурился Филимон.

– Кажется, да, – кивнула Ариадна. – Она представляла себя Нильсом, который игрой на волшебной дудочке заманивает крысиное войско в воду. В сказке он плыл на гусе.

Она бы тоже не догадалась, если бы не поговорила с Ириной Иосифовной перед самым приходом Филимона.

– Почему ты так решила? – спросил он, напряженно вглядываясь в фотографию на экране. Из нее ничего не следовало.

– Не знаю точно, – Ариадна неопределенно пожала плечами. Может, она и не права, и это только ее домыслы – надо проверить все «от» и «до». И пока она не убедится в своей правоте, Филимону ничего не скажет – можно посеять в его душу сомнения, а от него ей нужно независимое суждение.

– Офелия где-нибудь работала? – спросила она.

– Вот болван, – хлопнул себя по лбу Филимон. – Решил, что, раз она больна, на инвалидности, то получала пенсию и сидела дома. Вот идиот!

– Не кори себя, – Ариадна прикоснулась пальцами к его руке. – Любой бы на твоем месте подумал бы так же – сработало стандартное мышление. В этом нет ничего необычного – инвалиды, да еще с таким диагнозом, как правило, реализовать себя не могут, хотя получают вполне приличное образование. Они же не идиоты, просто немного не такие, как остальные. И еще… Игре на каком инструменте она обучалась в музыкальной школе.

Филимон снова посмотрел на фотографию Офелии – получалось, Ариадна о ней узнала больше, чем он смог ей рассказать.

– Я хочу тебя, – вдруг сказала Ариадна, забирая у него кружку с недопитым остывшим чаем, – но ты не из тех мужчин, которым нужен только секс. Я это чувствую – ты ждешь от меня чего-то большего. Ты можешь мне возражать, но мне кажется, что тебе нужны более глубокие отношения – любовь, чувства, забота. Я еще не готова к этому. Да и хозяйка из меня отвратительная, чтобы о ком-то заботиться. Я говорю не то…

Филимон обнял ее за плечи. Ему нечего было возразить – она дважды, трижды права. Их разговор не клеился. Ариадне под тяжестью его руки было тяжело и неудобно. Филимон дважды наклонился к ней и едва коснулся губами уголка ее рта. Но она никак не прореагировала на его ласки, оставаясь внешне холодной и безучастной ко всему.

– Пойдем, прогуляемся, – предложил он. – Свежий ночной воздух пойдет нам на пользу.

Ариадна не стала возражать – это лучше, чем молча сидеть на кресле.

На улице было прохладно, и Филимон прижал ее к себе, пытаясь согреть своим теплом.

– Куда пойдем? – спросил он.

– Никуда, просто вперед, – тихо отозвалась Ариадна. – Помолчим немного, – предложила она и прижалась к нему.

– Я вижу, тебя что-то гнетет, беспокоит, – прервал молчание Филимон. – Поделись, легче станет.

– Не сейчас, – покачала головой Ариадна. – Когда ты рядом, мне всегда легче, даже когда мы оба молчим.

– Я знаю, – Филимон прижал крепче к себе Ариадну. – И все же.

– Пойдем домой, – ответила она. – Я замерзла, и физическое тепло, не только душевное, мне не помешает…

Ариадна отперла входную дверь и обернулась, чтобы взглянуть на Филимона. Он стоял на последней ступеньке лестницы, небрежно облокотясь на перила. Ариадна непроизвольно залюбовалась им – волевой подбородок, с ямочкой на нем, на щеках трехдневная сексуальная щетина. Густые темные волосы растрепались после прогулки, но ему невероятно шло. Он смотрел на Ариадну с такой страстью, что дрожь пробежала по ее телу. Она не была девственницей, но по коже пробежали мурашки, а от предчувствия, перехватило дыхание, ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы войти в квартиру.

Одним прыжком Филимон догнал ее. Ариадна ахнула, когда он нежно обнял ее со спины и большим пальцем провел вокруг ее губ. Она прикрыла глаза и, открыв рот, попыталась поймать его палец, чтобы укусить слегка, не до крови. Ариадне безумно захотелось, чтобы он тоже загорелся в огне страсти, как она.

– Пойдем, – проговорил он и потянул Ариадну в сторону ванной.

– Я… Нет… – попыталась сопротивляться она.

– Чего ты боишься?

Ариадна покачала головой.

– Или стесняешься? Но я до мельчайших подробностей рассмотрел твое тело еще в прошлый раз – каждый твой шрам и шрамик. Я помню шелковистость твоей кожи, твой неповторимый запах, когда мы занимались любовью. Я мог бы смотреть на тебя вечно.

Ариадна, прикрыв глаза, следовала за ним – ей нравилось все, что он говорил, она готова была на любой поступок, только чтобы он повторял, как она ему нравится. Она повернулась в кольце его рук и обняла за шею. Она хотела, чтобы он забыл, что она ему наговорила совсем недавно. Желала лишь одного, чтобы он в нее вошел, нежно или властно – это уже не имело никакого значения, главное, чтобы это произошло как можно скорее.