Фредерик Дард - Подонки

Он принялся рассказывать об этом человеке, всякий раз показывая рукой на правую стену, словно она могла представить неизвестного, о котором я ничего не знал, кроме его манеры стонать.

— Этот человек шпион. Его задержали, когда он вскрывал сейф главной лаборатории в Саклае. Он перерезал перед этим провод сигнализации, но службами безопасности был подключен еще один, более незаметный…

Теперь «Клиент» начал потихоньку материализовываться в моем сознании. Это был уже не стонущий голос, а силуэт.

— Он действовал наверняка…

Голос Старика, подобно часовому механизму, продолжал свое ровное тиканье:

— …И не в одиночку! За ним стоит целая организация. Мы должны ее раскрыть! А так как все принятые меры ничего не дали, я вынужден прибегнуть к последнему средству…

У меня екнуло сердце: я понял, что просьба его будет весьма необычной.

Так оно и оказалось!

— Теперь необходимо, чтобы этот человек убежал. Он убежит… вместе с вами!

Он взглянул на меня, проверяя мою реакцию, однако я давно уже научился контролировать свои чувства.

— …Вас обоих посадят в одну камеру… Это будет необычная тюрьма… Небо с овчинку покажется. Но вы оттуда сбежите!

— Постарайтесь где-нибудь спрятаться и ждите. Эта история наделает много шума. Человек, который управляет организацией, узнав о побеге своего сотрудника, попытается ему помочь… В какой-то момент он должен появиться… И когда он будет у вас в руках…

Он резко рубанул в воздухе ладонью. Жест, означающий смерть.

— Ясно?

Я с трудом разлепил губы:

— Да, Шеф!

— Хотите сигарету? — предложил он.

— Нет, спасибо.

— Да, правда, вы же не курите!

— У вас будет достаточно трудностей, — продолжил он. — Сначала вам надо будет завоевать его доверие… он почует приманку! Все волки чуют приманку. Короче, будете действовать по обстоятельствам, ума вам не занимать!

Осталось сказать самое неприятное, и он не решался сделать это. Непонятная стыдливость не позволяла ему произнести необходимые слова, слова грязные, точные и грубые.

Он открыл спичечный коробок, который вертел в руках. Малюсенькие дрова рассыпались на бюваре. Старик, не прекращая говорить, начал их собирать по одной. Хороший предлог, чтобы не смотреть на меня.

— Главная трудность — побег… Зарубите себе на носу, друг мой, вы действуете неофициально.

Он повторил со страстной силой:

— Не-о-фи-ци-аль-но! Как только вы покинете этот кабинет, я вас больше не знаю! Вы понимаете, что это значит?

Я понимал. Он пронзил меня взглядом.

— Если что-нибудь случится, я не смогу даже пальцем шевельнуть для вашего спасения, тем более что побег не обойдется без жертв… Посмотрите на меня.

Я посмотрел.

— Черт с ними с жертвами… Ясно?

Его голубые глаза стесняли меня, но и мои, должно быть, не были ангельскими. Он отвернулся.

— Что касается всего остального, — вздохнул он, — надеюсь, Бог придет вам на помощь… Бог… или Дьявол, потому что вас ждет ад!

Коридор имел форму буквы Т.

Справа и слева с приводящей в отчаяние монотонностью тянулись зарешеченные двери. Череда дверей была настолько длинной, что от решеток начинало рябить в глазах.

Свет с трудом проникал сквозь высоко расположенную зарешеченную форточку.

Послышался звук шагов, гулко разносившийся по коридору. Изо всех камер высунулись руки. Между рук появились бледные лица. Темнота скрывала тела, и заключенные походили на головы падших ангелов, пригвожденных к черному фону, с двумя кулаками вместо крыльев. Фантастическое зрелище…

Показалась процессия. Четверо мужчин. Мартэн, хромой надзиратель, шел чуть в стороне, гремя связкой ключей. Двое новеньких, скованных наручниками, шагали плечом к плечу, как быки в упряжке, а Дерьмо шел сзади с нежной улыбкой на губах и, как всегда, жуя цветок.

Проходя мимо заключенных, он забавлялся тем, что бил резиновой дубинкой по пальцам, сжимавшим прутья решеток. При этом он не переставал улыбаться и не менял своей поступи лорда-мэра.

Когда они оказались в конце коридора — во втором боковом отрезке, Мартэн открыл дверь и посторонился, пропуская вновь прибывших. Мужчины шагнули в камеру; первый держал закованную руку за спиной, чтобы не мешать своему товарищу.

Мартэн захлопнул дверь. Звук отозвался болью — так рушится свобода.

Новенькие вошли и встали, все так же похожие на двух быков, неподвижные и угрюмые, глядя в глубь камеры, где сидел третий заключенный. Еще не привыкшие к полумраку, они с трудом его различали.

— Повернитесь! — пророкотал Дерьмо.

Они послушно повернулись, не спеша, стараясь не запутаться в цепи.

Оставшийся за решеткой начальник казался теперь еще больше. Его туша распирала одежду, он выглядел огромным, дряблым и противным.

— Руки!

Каждый из вновь прибывших поднял закованную руку. Тогда Дерьмо просунул свои громадные лапы, пухлые и гладкие, сквозь прутья и открыл наручники.

— Сейчас сниму ваши драгоценности, — съязвил он. — Если бы это зависело от меня, я бы их вам оставил… По-моему, браслеты очень идут таким парням, как вы.

Он рассмеялся.

— Ну да ладно, — вздохнул он, — правила есть правила!

Какое-то время он разглядывал обоих заключенных. Их лица были в кровоподтеках. У стоявшего справа один глаз не открывался из-за разбитой брови. У того, что слева, была рассечена верхняя губа.

Дерьмо посасывал свой цветочек. Живот его заколыхался от неслышного смеха.

— Да, здорово вам, ребята, вложили!

Оба заключенных по-прежнему не двигались. Они казались бесчувственными. Отупение согнуло их широкие плечи.

— Можете потереть запястья, — участливо предложил Дерьмо.

Они никак не отреагировали на его совет.

— Не стесняйтесь, здесь все так делают.

Его глаза налились злостью. Выкатились еще больше, взгляд стал еще пристальнее.

Заключенные не шелохнулись.

— Ну ладно, сволочи, будьте как дома…

Мартэн медленно удалился… Одна за другой руки других заключенных отпускали прутья и их бледные лица растворялись в полумраке.

— Должен вас все-таки предупредить, — заявил начальник, — на будущее… Во-первых, меня зовут Дюрок, но здешние зэки прозвали меня «Дерьмо»… вы скоро поймете почему!

Снова раздался его отвратительный смех.

— Во-вторых, я не люблю упрямцев… Точнее, они меня не любят. Когда я вижу типов с разбитыми физиономиями, вроде вас, я не могу сдержаться!

Он внезапно просунул руку между прутьями и одним движением влепил пощечину обоим… Должно быть, он уже давно тренировал свой номер, все произошло молниеносно.

— Ничего не могу с собой поделать, — сказал он тоненьким голосом, странным образом контрастирующим с его статью. — Как собаке, увидевшей дерево, охота пописать, так и мне не терпится вмазать… Понимаете?