Сергей Царев - Предательство. Последние дни 2011 года

Не спалось, и делать что-то не хотелось. Сергей Георгиевич стоял у окна московской квартиры и смотрел на Кремль, подсвечиваемые золотые купола, рубиновые звезды кремлевских башен. Крупными снежинками шел снег. Небольшой ветер порывами сносил их, нарушая гармонию падения снежинок своей непредсказуемостью. Что-то фантастическое было во всей это красе. Время остановилось или исчезло, потеряв физическую суть? А может быть, оно запуталось или заплутало среди потока снежинок? Лишь легкий озноб стал возвращать Сергея Георгиевича к действительности.

Неожиданно часы пробили восемь часов. Ничего себе, подумал Сергей Георгиевич, так можно и на работу опоздать. В привычном темпе побрился, позавтракал, уложил нужные документы в портфель. Небольшая заминка вышла с галстуком. Один не подошел по рисунку, другой показался блеклым, третий — ярким. Это настроение, определил Сергей Георгиевич, поэтому взял следующий, не раздумывая и не утомляя себя размышлениями. Быстро оделся, застегнул дубленку и плотно обмотал теплый шарф вокруг шеи, глубоко надвинул на лоб меховую шапку. На улице было ниже двадцати градусов мороза, но в таком виде можно было спокойно идти по улице.

Сергей Георгиевич закрывал входную дверь, когда краем глаза заметил человека на лестничной площадке между этажами. Он сидел на газете, прислонившись к стене. Возможно, он дремал, но при первых же звуках закрывающейся двери мужчина быстро встал, схватил два своих больших пакета. У одного пакета от резкого движения оторвалась ручка. Мужчина посмотрел на Сергея Георгиевича и тихо, словно извинялся, сказал:

— Я сейчас уйду, сейчас же, только что-нибудь придумаю с пакетом.

Сергей Георгиевич видел его глаза — глаза, в которых поселилась боль, обида на несправедливость. В них не было надежды. Голос выдавал лишь волнение и напряжение. Суетливые движения, желание быстрее уйти, чтобы не привлекать внимание к своей персоне. А пакет, который был без ручки, каждый раз сваливался, и из него выпадали какие-то личные вещи. И эта ситуация раздражала мужчину — он не мог собраться и уйти.

Сергей Георгиевич прекратил возиться с замком. Мужчина не был бомжом — те себя так не ведут, в их обреченной жизни нет суеты. Очевидно, обстоятельства погнали мужчину на улицу. Он явно стеснялся своего положения — собирая свои вещи, он ни разу не поднял глаза.

— Не торопитесь, — предложил Сергей Георгиевич. — Я принесу Вам сумку.

Когда Сергей Георгиевич вернулся с большой матерчатой сумкой, мужчина аккуратно сложил свои вещи на подоконник окна на лестничной площадке. Газета, на которой он сидел, была убрана и аккуратно лежала на вещах. Это укрепило предположение, что мужчина случайно оказался на улице. Спустившись на половину пролета, Сергей Георгиевич передал сумку. На лице мужчины мелькнула улыбка, но только мелькнула. Холод, который в него вселился, сковал мышцы лица и придавал лицу выражение тоски и боли.

— Пойдемте, я угощу чаем или кофе, — предложил Сергей Георгиевич.

— Нет-нет, я сейчас уйду, — забеспокоился мужчина.

Люди, выкинутые по воле рока на улицу, осторожно относятся к предложениям войти в дом. Много подлости и несправедливости они видят, и осторожность для них — это возможность оградить себя от неприятностей.

— Хорошо, — согласился Сергей Георгиевич, — укладывайте вещи, а я принесу что-нибудь. Чай или кофе?

Мужчина на мгновение задумался, потом попросил:

— Если можно, кофе. Давно не пил.

Выложив из холодильника в пакет нарезанные сыр и колбасу, положив хлеб, Сергей Георгиевич приготовил растворимый кофе с молоком, не пожалев сахара и кофе. Выходя из квартиры, он вспомнил, что портфель оставил на площадке, но почему-то волнения не было. Там же его и обнаружил. Мужчина делал вид, что продолжает укладывать вещи, хотя все они уже лежали в сумке. Он ждал и этого стеснялся.

С каждым глотком горячего кофе кожа лица незнакомца приобретала естественный цвет, фиолетовый оттенок медленно исчезал. Лишь пальцы продолжали сильно сжимать стакан, словно боялись упустить частичку тепла.

— Кушайте, не стесняйтесь. Может быть, хотите сходить в туалет?

— Нет, что Вы, я и так доставил неудобства и беспокойство. Сейчас пойду на вокзал. Ночью меня и других, у кого не было билета, милиция вывела на улицу.

Мужчина не употребил слово «выгнала», этим словом он мог усилить жалость к себе, но этим же словом он унижал свое достоинство. И Сергей Георгиевич обратил внимание на это. Мужчина не заискивал, медленно ел, запивая маленькими глотками, стараясь показать, что не голоден, но это ему удавалось с большим трудом.

Сергей Георгиевич подошел к окну и посмотрел во двор. Снег плотно накрыл машины. Дворники широкими металлическими лопатами, создававшими специфический звук от трения об асфальт, дружно очищали двор от снега. Сергей Георгиевич не смотрел на мужчину, чтобы не стеснять его в его скромной трапезе, и поинтересовался:

— Куда держим путь?

— К сестре.

И без паузы мужчина стал рассказывать о себе. Очевидно, в нем назрела необходимость кому-то высказаться. Он начал говорить робко, изредка поглядывая на Сергея Георгиевича. Во взгляде чувствовалась тревога — вдруг его визави повернется и уйдет. Или еще хуже — оборвет его рассказ. Мужчина говорил спокойно, без эмоций, словно он рассказывал о другом человеке, история которого ему знакома.

Маленькая деревня, о которой не знали ни пьющий президент Ельцин, ни его разрушительная команда, деревня, которая жила маленькими сельскими заботами, в полной мере почувствовала силу, уничтожавшую экономику России. Безработица, потеря ориентиров, апатия и алкоголизм, деградация власти и разгул бандитизма — все это на себе почувствовали жители деревни, удаленной грунтовой дорогой от районного центра на десяток километров.

Рассказ оказался предельно прост. Коля, так звали мужчину, тридцатилетний холостяк, организовал небольшое производство изделий из дерева. Небольшой доход в глазах большинства безработных сельчан казался огромным и вызывал открытую зависть. Разговоры о доходах Коли дошли и до бандитов, которые стали требовать своей доли. Отказ их разозлил, агрессивность переросла в рукоприкладство. Обращение в милицию ничего не дало.

— Участковый честно признался, что он ничего не может сделать. В районном управлении развал — профессионалы уходят частные охранные предприятия. А он, участковый, один, а бандитов — с десяток, еще полсотни качков с округи могут подтянуться, и они ничего не боятся.

Коля прекратил рассказ, сделал глоток кофе. Сергей Георгиевич понимал, что он подходит к самому главному моменту, который резко перевернул его жизнь.