Гарри Кемельман - В воскресенье рабби остался дома

— Ты пойдешь на весенний бал шефов полиции, а, Хьюджи?

— Еще не решил.

— Жаль, а то я мог бы записать тебя прямо сейчас. Я в комитете и хотел бы произвести хорошее впечатление.

— Я дам тебе знать, Кевин.

— Не надо подавать анкету. — Лэниган с удивлением заметил, что акцент бесследно исчез. — Просто позвони мне, буду рад внести твое имя, а деньги можешь послать в любое время, когда вспомнишь.

— Хорошо, Кевин.

Но тот еще не закончил.

— Да, кстати, ты случайно не знаешь такого — Пафф, житель вашего прекрасного города, вроде бы еврей?

— Мейер Пафф?

— Именно.

— Да, я его знаю, — осторожно сказал Лэниган. — Что ты хочешь о нем узнать?

— Да как обычно. Приличный ли он человек? Имел ли ты с ним когда-либо дело — скажем, по службе?

— В городе он на хорошем счету. Никаких полицейских протоколов, если ты это имеешь в виду. Что он сделал? — Лэниган уже записал имя в блокнот для заметок.

— Пока не знаю, сделал ли он что-нибудь. Но у него здесь кегельбан.

— У него их полдюжины в городах и городках Северного побережья.

— Я знаю, но ни одного в Барнардс-Кроссинге. — Это прозвучало как обвинение.

— У нас здесь нет, но кегельбан в Салеме достаточно близко. Так что там с вашим кегельбаном?

— У нас есть ребята, которые покуривают травку и доставляют нам время от времени небольшие неприятности, — так это один из их постоянных притонов.

— И ты думаешь, что он может продавать наркотики? — Лэниган вычеркнул имя в блокноте. — Не могу представить его в этой роли. Начнем с того, что он одна из важных шишек в местном храме.

— Послушай, Хьюджи, а ты не думал, что это может быть своего рода прикрытием?

— Нет, не думал, но я подумаю об этом, когда не найду лучшего занятия.

— Шутишь, как обычно. А у вас с этим не было проблем?

— С наркотиками? Было немного, — осторожно сказал Лэниган. — Насколько мы смогли выяснить, идет это из Бостона.

— Послушай, если до тебя что-нибудь дойдет, любая мелкая сплетня насчет этого Паффа, я буду благодарен, если ты дашь мне знать.

— Положись на меня, Кевин… дружище. — Лэниган положил трубку и некоторое время пристально смотрел на нее. Потом усмехнулся.

— Хорошая проповедь, Тэд, — сказал Мейер Пафф. Прихожане шеренгой спускались в малый зал, где был приготовлен легкий ужин. Стоя посреди прохода, Пафф поджидал Бреннермана и Горфинкля, идущих от кафедры.

— Вам она действительно понравилась? — нетерпеливо, слишком нетерпеливо спросил Бреннерман.

— Конечно, мне она исключительно понравилась, — сказал Пафф своим глубоким басом. — Во время проповеди я все думал — мы вот тут платим рабби большое жалованье. За что? Главным образом, за проповеди. Остальную часть его работы — речи на бар-мицве, на свадьбе, посещение больных — мы могли бы поручить кантору или президенту. Остаются только проповеди. И теперь ты доказал, что любой нахальный молодой панк может делать то же самое.

— Но послушайте…

— Это не место для ссоры, Мейер, — спокойно сказал Горфинкль.

Несколько членов конгрегации, выходивших последними, остановились послушать.

— А кто ссорится? Неужели я стану затевать ссору в храме? Поверьте, я не так воспитан. Я, скорее, поднимусь на кафедру и оскорблю кого-нибудь из членов конгрегации.

— А кого тут оскорбили? — спросил Горфинкль.

— Я не знаю. Возможно, дока Эдельштейна. Ему не нравится, когда храм занимается политикой. Я сомневаюсь, что ему очень понравилось, когда его назвали идолопоклонником. А может, он просто неправильно воспитан. Он всегда думал, что он хороший еврей. Он помог организовать этот храм и дал много денег на его развитие. Мой друг Ирвинг Каллен — его не было здесь сегодня вечером, но он тоже дал много денег для этого храма. И ты, возможно, не знаешь, что фонд семьи Каллен много лет вносил пожертвования в национальную ассоциацию содействия прогрессу цветного населения. Но Ирв Каллен никогда не считал, что раз он это делает, то и я должен.

Ты говоришь про места с табличками. Думаю, ты этого не заметил, но на трибуне, с которой ты говорил, на столе для чтения позади тебя и на том самом стуле, на котором ты сидел, есть небольшие медные пластинки, где сказано, что это пожертвовано фондом семьи Каллен, вся мебель кафедры, включая Ковчег и микрофон, в который ты говорил. Может, он и не спешил бы, если бы знал, что какой-то молодой умник ухватится за это, чтобы назвать его поклонником золотого тельца.

— Деньги еще не все, — сказал Горфинкль, — и это не дает вам права…

— Конечно, я знаю, что деньги еще не все. Кроме этого, можно еще трепаться и произносить речи. Я не ходил в колледж, как вы, мальчики. Я вырос на улице и парочку вещей там усвоил. Одна из них — слова ничего не стоят. И когда какой-нибудь умник начинал выступать, доказывая, что уж он-то точно знает, что к чему, мы говорили ему: «Заткни свои деньги себе в глотку».

— Но дайте же…

— Я хочу задать тебе только один вопрос, Тэд. По поводу твоей проповеди. Я не собираюсь спрашивать тебя, какова была ее цель. Это совершенно ясно: храм растет, для нас двоих он становится слишком большим. Может, ты думаешь, что всем полегчает, если ты его слегка уменьшишь?

— Я не…

— Нет, я вот о чем хочу тебя спросить: излагая законы в своей проповеди таким образом, себя ты считал Моисеем? Или Богом?

В пятницу вечером в крошечной молельне дома Гилеля присутствовало меньше двадцати пяти человек, и рабби Смолл подозревал, что некоторые из них христиане. Один, сидевший далеко сзади, и одетый в черное, с воротником священника, точно уж не был евреем. Рабби предположил, что это директор Ньюмен-клуба в колледже; так и оказалось, когда тот подошел к нему в конце службы и представился. Лет примерно тридцати, живой и стройный, отец Беннет охотно смеялся.

— Отслеживаете оппозицию, отец? — поддразнил рабби.

Священник засмеялся.

— Я просто подумал, что пригожусь вам, чтобы укомплектовать ваш миньян. Так это называется?

— Так. Да, посещаемость довольно неутешительная.

— На самом-то деле я удивляюсь, что вы и столько собрали. Большинство студентов уехали сегодня в полдень или раньше — сразу после последнего занятия. Но и рабби Дорфман не толпы собирает, вы же понимаете. Честно говоря, я сам собираю не больше четверти студентов из тех, которых должен бы, — поспешно добавил он, словно не желая принизить рабби Дорфмана. — В нашем-то случае это понятно: церковь все время меняется, мы пытаемся ее модернизировать. Вот многие из наших молодых людей и уклоняются, словно хотят сначала посмотреть, куда мы придем. Они не согласны принимать все на веру; они сомневаются, обсуждают и спорят.

— Вас это беспокоит?