Эллери Куин - Сердца четырех. Жила-была старуха

— Смерть естественная, мистер Квин. Отказало сердце. Она умерла около часа назад.

— Естественная смерть… — инспектор задумчиво погладил кончики усов.

— Я предупреждал, что больная долго не протянет.

Доктор Иннис надел шляпу, холодно попрощался и направился к двери.

— Одну минуту, доктор, — окликнул его инспектор. — Самюэль Прутти будет делать вскрытие, и никто не спасет вас, если вы что-нибудь утаили от следствия. — Он повернулся к сыну. — Эллери, что ты делаешь?

— Это можно назвать осмотром места преступления, если, конечно, это преступление, — ответил он. — Судя по всему, миссис Поттс что-то печатала, когда за ней явился ангел смерти.

— Печатала? — повторил инспектор.

Он посмотрел на столик возле кровати, на котором стояла портативная пишущая машинка и коробка с бумагой и конвертами. Крышка коробки была открыта.

— Что это? — нахмурился инспектор.

Эллери указал на правую руку старухи, чуть прикрытую простыней. Инспектор наклонился ниже, чтобы лучше рассмотреть, на что показывал Эллери. В правой руке миссис Поттс был зажат большой запечатанный конверт, точно такой же, что лежали в коробке.

Инспектор выхватил конверт из руки покойницы и осмотрел. На нем было напечатано: «Последняя воля и завещание», ниже — карандашная подпись Корнелии Поттс.

— Я дал Шейле снотворное, — сказал Пакстон, входя. — Что это? Убийство?

— Доктор Иннис констатировал естественную смерть.

— Вскрытие покажет, так ли это, — проворчал инспектор. — Чарли, посмотрите, что мы обнаружили у старухи в руке. Я помню, вы говорили, что у нее есть завещание.

— Да, — адвокат хмуро взял конверт. — Не нравится мне, что миссис Поттс написала новое завещание.

— Чарли, у нее был оригинал завещания?

— Да.

— А где она хранила его?

— В ящике стола, справа от кровати.

Эллери заглянул в столик. Он был пуст.

— Завещание было в конверте?

— Последний раз я видел его без конверта.

— На этом конверте печати свежие.

— Может быть, перед смертью она сунула завещание в конверт и запечатала его?

— Для чего? — пожал плечами инспектор. — Впрочем, после похорон, вскрыв завещание, мы все узнаем.

Итак, наступил конец династии. Старая Бриджет Коннивелли рыдала, слуги были расстроены. Казалось, смерть миссис Поттс равнодушно восприняли лишь ее дети. Что касается овдовевшего Брента, то он со своим закадычным другом майором Гочем сидел в гостиной, пил виски и курил сигару. Через час они уже пели таитянские песни.

Самюэль Прутти сказал, что это начинает ему нравиться и, наверное, лучше бросить службу судебно-медицинского эксперта и стать содержателем частного похоронного бюро Поттсов.

— Это самое лучшее для меня, — сказал Прутти Эллери, когда утром вручал инспектору заключение о смерти Корнелии Поттс. — И задала же она мне работу, не в пример ее сыновьям, Бобу и Маку. Очень трудно было что-либо выяснить о ее смерти.

— А что в отчете, Прутти? — пробормотал Эллери, который в это время завтракал.

— Она умерла естественной смертью, — сказал инспектор, прежде чем Прутти успел ответить. — По крайней мере, так утверждает доктор Иннис.

— Чем вы недовольны, старина? — удивился Прутти. — Неужели вам мало двух убийств? Вы что, разочарованы?

— Ну, уж если она умерла, — пробормотал инспектор, — я хотел бы, чтобы она оставила ключ к этому делу. Естественная смерть! Ладно, что-нибудь придумаем.

Эллери размышлял. Итак, миссис Поттс, у которой такие странные дети, мертва. В свое время она вышла замуж за Бахуса Поттса и основала своего рода династию. Она сделала своих наследников миллионерами и отправилась на кладбище Сент-Прейкс, не провожаемая никем из них. Теперь миссис Поттс лежала рядом с сыновьями, которых не любила и до некоторой степени способствовала их смерти.

А что же ее дети?

Для Луэллы смерть матери означает богатство и финансовую независимость. Ей нужны были деньги для экспериментов. Теперь она их получит.

За похоронной процессией Луэлла наблюдала из окна. Последние три дня она занималась своими опытами, как будто ничего не произошло.

Жесткосердие Горация ошеломило Эллери. Для этого человека понятия смерти не существовало. Гораций выше смерти.

Узнав от Эллери и Пакстона о смерти матери, он едва ли был потрясен.

— Входите, входите, джентльмены. Смерть — это иллюзия. У матери всегда были причуды. Она всегда отвергала Бога.

— Черт возьми, — воскликнул Эллери, — вы понимаете, что ваша мать умерла? Что ее тело лежит в морге?

Гораций снисходительно улыбнулся.

— Дорогой мой, смерть — это иллюзия. Мы все мертвые, и мы все живые. Мы умираем, когда вырастаем, мы все живем в детстве. Вы уже умерли, хотя этого не чувствуете.

— Вы пойдете на похороны? — спросил адвокат.

— Конечно, нет! — ответил Гораций. — Я буду пускать воздушного змея. — Это очень успокаивает.

Он взял большое яблоко и начал есть.

Когда похоронный кортеж двинулся к кладбищу, Гораций действительно запускал змея. Нет, Гораций не верит в смерть.

В отличие от брата Тэрлоу не был таким бесчеловечным. Он горевал в одиночестве, в своей комнате. Правда, с ним была бутылка коньяка.

Мать умерла, ну что ж. Бог призвал ее. Увы, это ждет каждого. Эллери подозревал, о чем думал Тэрлоу. По его мнению, Тэрлоу напевал на мотив Вагнера: «Королева умерла, да здравствует король». На похороны он тоже не пошел.

Шейла плакала, провожая мать. Шейла плакала, а ее отец — нет. Он следовал за гробом с мрачным видом, но его мутные глаза ничего не выражали.

Майор Гоч был одет в старый пиджак Горация, который был явно ему велик. Он часто чихал, но в общем имел вид вполне достойный. Казалось, ему было жаль, что старуха умерла. Слезы майор Гоч вытирал рукавом пиджака. Какой-то репортер задал ему вопрос, когда он стал майором и за что удостоился этой чести. После чего майор совершил явно невоенный поступок: он ударил представителя прессы. Это был весьма впечатляющий момент.

Был на похоронах и какой-то пожилой джентльмен. Шейла называла его «мистер Андерхилл».

Пакстон представил его Квинам.

— Я знал Корнелию, когда она была молодой, инспектор, — покачал головой мистер Андерхилл. — Она всегда твердо стояла на ногах.

И он принял подобающий случаю вид.

— Что-то будет теперь в доме старухи, — пробормотал Эллери.

— Что ты сказал? — не расслышал инспектор.

— Ничего, ничего, отец.

— Мне показалось, что ты что-то сказал. Ну, ладно. Вернемся и почитаем завещание. — Он вздохнул. — Кто знает, может, узнаем что-нибудь интересное.

Тэрлоу, держа за горлышко бутылку коньяка, поднимался по лестнице.