Оксана Якубович - Крестовичок

Варя начала по стеночке пробираться к выходу. Пока спятивший юрист увлекся телефоном, можно попробовать выскользнуть, и позвать на помощь.

Кого? Лагерь-то пустой!

Да хоть Джемайку! Не спасет, но хоть свидетелем будет!

Но Михаил не собирался отпускать Варю.

— Черт побери!!!

Ликующее выражение на его лицо сменилось ужасом.

Он сцапал Варю, чуть не вывихнув ей плечо.

— Где мой радиотелефон?!

— Откуда я знаю? Пустите!!! Я кричать буду!

— А, вот он, в пиджаке! Простите, я Вас испугал, но… Смотрите!

Михаил сунул мобильник Варе в лицо. Она машинально прочла надпись на дисплее: «Я убила Марину. Простите, но больше жить не могу. В моей смерти прошу никого не винить» — Что… это? — прошептала Варя. И закричала — Маринка!!!

— Да не орите Вы!!! — рявкнул юрист, так что Варя села в кучу рассыпанных макарон. — Макс! Макс, возьми же трубку!

Из радиотелефона плыли ритмичные гудки. Абонент не отвечал.

Маринка очнулась от боли. Тело будто опоясано стальным жгутом, и трудно дышать. Глотнуть бы побольше воздуха, но живот сводит свирепая судорога и позвоночник вот — вот разломится пополам.

Что же это?

Перед глазами толклись белые пятна, лопались, разлетались тучками пара и сменялись вдруг черным режущим блеском.

Стараясь не шевельнуть ни единым мускулом, она попыталась скосить глаза. Коленки. Ноги болтаются неприятного синюшного цвета, нет, это не могут быть ее собственные ноги! Это просто освещение, здесь сумрачно, и полосатая скала, в которую упирается взгляд, кажется черно-серой, призрачной.

Но она реальна, Маринка чувствует, левое плечо упирается в твердый камень, хотя повернуть голову и убедиться страшно.

Взгляд скользит ниже, по пальцам ног, белые разрывы почему-то не достают до них, странно, они же так близко. И вдруг, словно внезапно наводится ракурс, пятна отодвигаются в пустоту.

Маринка видит — плюмажи морской пены вырастают далеко внизу на каменных зубьях. А сама она висит над бездной и сейчас сорвется!

Маринка цепенеет от ужаса, и только это спасает ее. Когда способность соображать возвращается, Маринка обнаруживает себя висящей животом на грубом корабельном канате, протянутом перпендикулярно скале (кто и зачем его здесь прицепил?). Она грохнулась на него со всей дури. Падала бы и дальше, но левый бок плотно заклинился между канатом и выступом камня.

Медленно-медленно, борясь с тошнотой и удушьем, она приподнимает правую руку, пальцы вцепляются в канат.

Слезы текут по лицу, мешаясь с потом. Маринка заревела бы в голос, но страшно обрушить шаткое равновесие, и она сдерживается. К тому же каждый всхлип вызывает в подвздошье дикую боль.

Где Варька, почему не бежит на помощь? Человек не может висеть так долго, он погибнет от боли или удушья. Сколько сейчас времени и далеко ли до вечера? Если меня не будет на ужине, Варька догадается и побежит искать… скорей бы.

Маринка вновь теряет сознание и не чувствует, как садятся на лицо привлеченные запахом смерти мухи.

Помощи ждать бесполезно.

Беззаботные туристы во главе с Владом и Костей только отчаливают с острова Семенова, Джемайка, высунув из палатки нос, пытается читать, но вместо этого уныло смотрит в море, Варя с Натальей пьют кофе на кухне. А не поехавшие на экскурсию туристы (их, между прочим, человек двадцать) ленятся на пляже в восточной бухте и до ужина с места точно не тронутся.

До вечера далеко, и помощи ждать неоткуда.

Вот нелепый фотограф Макс вылез из зарослей и стряхивает с ушей и одежды налипшую паутину. Тропинка, по которой ему пришлось пробираться, ну очень заросла.

— Чтоб им пусто было, окаянным арахнидам! В следующий раз выберу другой квазиобъект! — ворчит охотник за пауками.

Кое-как отчистившись, Макс спустился к воде и пошел вдоль прибоя. Пенистые гребни подкатывались, игриво хватали за пятки, но Макс оставался серьезен, как двоечник на экзамене. Окажись рядом кто-то из туристов — нипочем не признали бы чудака-фотографа в этом собранном и устремленном (куда?) человеке.

Шаг — упругий и ровный (и шлепанцы не мешают), губы сжаты.

Впереди, где галечный берег сменялся крупным песком, пестрели полотенца и шляпы загорающих, в волнах прыгали дети.

Макс чуть замедлился, зашаркал подошвами. Глаза его за стеклышками очков буквально сканировали берег, поочередно останавливаясь на пляжных лентяях.

Взгляд был жесткий, холодный и очень прямой. Не пропускал Макс никого, будто овец пересчитывал, или жертву искал.

— Макс, давай к нам!

С оранжевого покрывала ему махали двое мужчин и девушка.

— У нас четвертого не хватает, скинулись бы партеечку!

— Спасибо, Дим, в другой раз! — весело отозвался Макс — Арахниды не дремлют!

— Вот чудило, — фыркнула девушка, — пошли, ребята, искупнемся!

Макс резко остановился.

— Скверно.

Сорвал с носа очки, протер подолом футболки.

В этот момент даже простодушный доктор Ватсон заподозрил бы фотографа как минимум, в пяти преступлениях.

Без очков круглое лицо Макса вмиг сделалось хищным и острым.

Он круто развернулся и пошел обратно своей нескладной, птичьей походкой. Однако двигался на удивление быстро (впрочем, туристам на пляже не было дела до этого интересного обстоятельства.) — Прежде она загорала там. Проверим. — бормотал Макс, — Привет-привет, малыш, отличные куличи.

И перешагнул надувной матрас со спящей бабушкой.

Под боком утеса на расстеленном покрывале лежали раскрытая книжка и бутылка с водой.

— Может, плавает?

Щурясь, он оглядел сверкающую синевой бухту. Волны, толкотня гладких, как тюленьи головы волн, и ни одной головы человечьей.

— Они ушли в скалы часа два назад… — бормотал Макс, торопливо шагая, — Проклятая тропинка, и надо было мне не туда свернуть. Срезать решил. Растяпа.

Убедившись, что с пляжа его уже не видно, он побежал.

И все равно чувствовал, что опаздывает.

— Так всегда — играешь недотепу, играешь — да и заиграешься… — бормотал фотограф на бегу.

Он добрался до скального мыса и начал карабкаться вверх, шлепанцы скользили, камешки сыпались из-под ног. По верху утесов, в чаще трав, тянулась тропинка. Идти по ней следовало быстро, потому что здесь был муравьиный город. Даже не город, а целый мегаполис — земляные муравейники выстроились по обочинам тропы, один другого крупнее. Обитатели мегаполиса отличались крутым нравом и невероятной шустростью — остановишься дух перевести, и в тапках уже десяток кусачих воинов, а за ними лезут еще и еще.

Макс проскакал через муравьиный город так быстро, что ни один рыжий кусака не успел его тяпнуть.

С лысой макушки отрога натоптанная тропа вела дальше вдоль скал до следующего мыса, оттуда открывался замечательный вид в сторону Японии. Другая, малозаметная, сворачивала через луг к седловине и западному берегу.