Джеймс Кейн - Почтальон всегда звонит дважды. Двойная страховка. Серенада. Растратчик. Бабочка. Рассказы

— Джесс, с того самого вечера в суде я не перестаю думать, пытаясь вспомнить, как все было. Всю сегодняшнюю ночь я тоже провела в раздумьях. И теперь мне нужно уточнить одну вещь.

— Я расскажу тебе все, что знаю.

— Когда ты впервые узнал о том, что мой отец — Моук?

— Еще до твоего рождения.

— А откуда?

— Я просто точно знал, что ты не от меня. Этого было достаточно.

— Ты хочешь сказать, что тогда между тобой и Белл ничего не было, и это означало, что моим отцом был кто-то другой, и ты решил, что это был Моук?

— Ну да.

— Почему же тогда он ничего мне об этом не сказал?

— Может быть, потому что Белл ему это запретила.

— Но ей-то какой в этом был резон?

— Возможно, ей было просто стыдно.

— А, может быть, она просто не знала этого.

— Если уж я знал, что к чему, то уж ей, как говорится, сам Бог велел.

— Но ты забываешь о том, что «бабочка» в той семье передается лишь мужчинам. У меня ее не было. Наверное, никто из них ни о чем даже не догадывался до тех самых пор, пока не родился Дэнни, и они увидели его родинку. Скорее всего, именно поэтому у них и начались драки и скандалы. И именно поэтому Моук украл Дэнни. И, возможно, потому же Белл и попыталась убить его, чтобы не смог мне об этом рассказать.

— Послушай, если уж я знал…

— Джесс, всему этому есть одно простое объяснение.

— Какое же?

— А что, если ты говоришь неправду? Здесь и сейчас. Когда говоришь, что знал обо всем еще до моего рождения, и какие отношения были тогда у вас с Белл, и во всем остальном.

— Если бы да кабы…

Она легла поверх одеяла рядом со мной, разглядывая сбрую, висевшую на крючках у нас над головой. Мы оба молчали, и в конце концов она с уверенностью заключила:

— Джесс, ты лжешь.

— Как угодно. Если тебе хочется так думать — это твое дело.

— Мы не знали этого, когда мы каждый день отправлялись в шахту и гнали там самогон, а потом ехали в город, чтобы продать его.

— С чего ты это взяла?

— Я уже тогда пыталась соблазнить тебя.

— Я специально держал тебя на расстоянии.

— Но почему?

— Ты что, не слышала, что я сказал в суде? Тогда я был еще женат.

— Джесс, не смеши меня.

— Чего в этом смешного? То, что я был женат?

— Джесс, когда мужчина желает женщину так же сильно, как хотел меня ты, то его не остановит ничто, а уж тем более мысль о том, что он женат. И что ты пытаешься мне доказать? С Белл ты не жил целых восемнадцать лет, и ты думаешь, что лишь потому, что тебе было лень оформить с ней развод, я поверю в то, что ты по-прежнему считал себя связанными брачными узами? Но вот заниматься любовью с собственной дочерью — это уже совсем другое дело. Для тебя это было из разряда тех соблазнов, которые во что бы то ни стало нужно побороть. Это очень омрачило бы твои воскресные походы в церковь, где ты пел гимны и волновался из-за адова пламени, уготованном тебе после смерти. Слушай, Джесс, ну почему ты не признаешься? Ведь ты тогда считал меня своей дочерью.

— Мне не в чем признаваться.

Уже начинало светать, а она все еще лежала рядом со мной и, немного помолчав, проговорила:

— И в тот день, когда умирала Белл, ты тоже не знал, что я не твоя дочь.

— Похоже, ты уже все за всех решила сама.

— Тебе не давал покоя вопрос, почему она пыталась прикончить Моука. Если бы ты знал все самого начала, то разве не понял бы сразу, что к чему? Но нет, тебе это тогда даже в голову прийти не могло.

— Я же уже говорил. Я думал, что ты уже и сама все знаешь, и просто не хочешь мне об этом говорить. Позднее, поняв, что ты все еще пребываешь в счастливом неведении, я наконец начал понимать, почему она отважилась на такую дикость и примчалась сюда.

— А как же тогда быть с днем моей свадьбы?

— Нашей свадьбы.

— Нашей, черт возьми. Для меня этот день был и остается днем свадьбы, но только не нашей. Но только не ври и не говори, что и тем утром ты знал обо всем. Ты больше не был женат, и тем не менее собирался выдать меня замуж за Уоша и радовался этому. Будь я твоей дочерью, это еще имело бы смысл. Но вот так печься о счастье для дочери Моука? Совершенно посторонней женщины, не связанной с тобой никакими родственными узами, и которую ты так сильно желал, что не мог даже спать по ночам? Ну уж нет, Джесс. Ты узнал обо всем именно в тот день. Я сразу подумала, что между твоим исчезновением и спешным отъездом Уоша есть какая-то связь. И это ощущение не покидает меня до сих пор.

— Понятия не имею, о какой такой связи ты говоришь.

— К тому же Моук с того самого дня тоже больше не объявлялся. Возможно, тут тоже есть какая-то связь. Если ты видел его, то почему не сказал об этом мне?

— Я хотел забыть Моука.

— Тогда почему ты ничего не сказал Эду Блу?

— Мне было неприятно о нем вспоминать.

— Все-таки странно, что ты сразу не сказал Эду и про винтовку, и про то, как велел Моуку держаться подальше от этих мест. Короче, все то, что потом рассказал судье.

— Пусть поищет свою винтовку.

— Кстати, а где она?

— Я выбросил ее в ручей?

— А где Моук?

— А я откуда знаю?

— Джесс, ты ведь убил Моука, не так ли?

Я еще раньше догадался, к чему она клонит, и по спине у меня побежали мурашки. И тут я дал маху. Я вдруг выкрикнул «нет», хотя до того в течении примерно трех секунд старался изобразить искреннее удивление, сделав вид, что я не понимаю, о чем идет речь. Когда этот дурацкий вопль вырвался из моего горла, она лишь посмеялась над моим замешательством. Это был холодный, злой смех, звучавший, как приговор.

Когда я пришел к завтраку, то тарелки на столе передо мной расставила сама Кейди. Когда же в комнату вышла Джейн, то она была одета так, как будто куда-то собиралась — она была в шляпке и плаще.

— Джесс, я дожидалась тебя, чтобы проститься.

— И куда ты теперь?

— Скорее всего, вернусь в Блаунт.

— Ты решила уехать от меня?

— Вообще-то, теперь, когда Кейди так хорошо заботится о Дэнни, мне здесь больше нечего делать. К тому же один человек предложил мне работать у него в кафе, ему срочно нужен помощник, который помогал бы ему управляться с делами. И я решила согласиться.

— Вот так вдруг?

— Нет, не вдруг. Я долго думала об этом.

Она старалась вести себя естественно, а сама невольно нервно теребила ручку своего саквояжа, и мне стало казаться, что для этой поездки у нее есть какая-то иная причина, о которой она просто не хочет мне рассказывать.

— Что ж, я тебя отвезу.

— Я поеду на автобусе.

— Тогда я могу подвезти тебя до шоссе.

— Ничего, я и пешком дойду.

— Дать тебе денег?

— Спасибо. У меня есть.

Так как проснулся я в тот день довольно рано, то уже вскоре после обеда меня начало клонить ко сну. Не знаю, как долго я спал, но только проснувшись, я увидел перед собой Кейди. Она была одета так, как будто собиралась куда-то.