Андрей Константинов - Выдумщик

Впрочем, мысли эти Скрипник держал при себе, когда корешок повез его в Пушкин, где Витька Антибиотик (неслыханное для вора дело!) числился заместителем директора мебельного магазина. Оказалось, что Антибиотик не только теперь велит всем его по отчеству называть, – он еще и фамилию сменил… Был Зуевым – стал Говоровым… Нет, кучеряво все же живется людям на берегах невских!..

А когда Мишутка Виктора Палыча вживую увидел – так и вовсе обомлел: ничего воровского во внешности Антибиотика не осталось, ну, может, только взгляд волчий время от времени из-под век резался… А так, по прикиду – чистый начальник, секретарь партийный и передовик…

Впрочем, Виктор Палыч, несмотря на всю свою внешнюю вальяжность, встретил гостя хорошо – будто давно лично его знал. Мишутка был усажен за стол и попотчеван красным винишком сухим – «Хванчкарой», кажется… Да, совсем забарствовал Антибиотик, водярой брезгует, вместо нее компот бабский употребляет… Здоровье бережет, видать, сто лет себе отмерил, не иначе…

Виктор же Палыч, словно не замечая растерянной насупленности Скрипника, предлагал ему роскошные фрукты из огромной хрустальной вазы, приговаривая при этом:

– Мне, Миша, очень люди нужны опытные, так сказать, проверенные кадры, надежные… Золотые горы не обещаю, но сыт будешь… Как ты?

Покоробило Мишутку то, что и базарил Антибиотик не на фене, а словно интеллигентный какой, но – куда деваться? Жить очень хотелось, и по возможности сытно. Кашлянул Скрипник и выдавил из себя:

– Я вам, Виктор Палыч, благодарен буду…

Антибиотик аж весь расплылся в улыбке:

– Да что ты, Мишаня, какие там счеты между своими-то! Я тебе «грядку» дам – работу чистую… У нас в порту коллектив есть, но ребята молодые, за ними пригляд нужен. Ну, там, кого наказать, кого пожурить, кому кость бросить… Сам знаешь – дело молодое, оно бестолковое… Только жить тебе, Миша, придется по-новому… Не робей, сдюжишь… Слыхал – Горбачев-то, тезка твой, перестройку объявил, ну а мы что, дурнее партейных? Не дурнее… В порту по третьему району в основном работать будешь, бригаду пока возьмешь, что дадим, потом сам пацанов в коллектив подбирай… Все, что наживешь – твое, за вычетом общаковского, конечно… Ежели с мусорами проблемы возникнут – скажешь, решать будем, улаживать… Да, Миша, да – и не смотри так на меня. Тут тебе не Коми… Новое время пришло – выживает тот, кто делиться умеет. А кто норовит все в одиночку заглотить, тот ведь и подавиться может… М-да… Только вот Мишутка Скрипник исчезнуть должен – мокрое за ним, к чему гусей дразнить… Пусть мусорки для спокойствия своего в твоем деле точку поставят. Ты здесь кому-нибудь кроме Циркуля объявлялся?.. Нет? Ну и ладушки…

Циркулем кликали как раз того самого Мишуткиного корешка, который Скрипника у себя на хате прятал… Занятно, что через недельку после знакомства Мишутки с Антибиотиком Циркуль отравился газом в своей квартирке – что же, он сам говорил, что старым стал: забыл, видно, вентиль закрыть, земля ему пухом…

Виктор Палыч слов своих на ветер не бросал – Циркуля еще и зарыть не успели, а Скрипник уже держал в руках паспорт на имя Григория Анатольевича Некрасова, несудимого, русского, беспартийного, проживающего в собственной кооперативной квартире на Ленинском проспекте… А еще через неделю по всем газетам питерским проскочила информация про то, что недалеко от Пскова, в лесу, натолкнулись охотники на останки человеческие в кострище, и по ряду признаков правоохранительным органам удалось идентифицировать покойника – некого беглого урку-рецидивиста Скрипника по кличке Мишутка…

Начал Григорий Анатольевич Некрасов к новой жизни привыкать, и постепенно старые страхи уходили, вот только по ночам иногда еще вздрагивал бывший Мишутка от случайных гулких шагов на лестнице – чудилось, мусора за ним топают.

Бригада, которую выделили Скрипнику-Некрасову, состояла из четырех молодых бычков, выглядевших так, будто они только что из спортзала выскочили. По ним сразу видно было – ни жизни, ни зоны они не нюхали, бакланюги… Впрочем, самый старший из быков, двадцатипятилетний бывший гребец Женя Травкин, произвел на Мишутку (а точнее – уже не Мишутку, а Плейшнера) самое благоприятное впечатление. Был Женя от природы молчаливым и несуетным. Благоприятное впечатление Некрасова еще больше усилилось, когда однажды Травкин молча, но быстро сломал шейные позвонки некоему цыгану Роме, пойманному на утаивании святого – «крысятил» Рома долю, которую обязан был в общак отстегивать… Плейшнер сразу решил, что Женя – он хоть и спортсмен, но, пожалуй, на этого парня положиться можно…

А вот самый младший в бригаде, двадцатилетний Витя Духов, был жидковат, за ним всегда пригляд требовался, особенно с учетом того, что раньше Витя крепко на игле сидел… Никто бы Духова в коллективе терпеть не стал, но пацаненок был асом своего дела – классно владел любым стрелковым оружием, даже с арбалетом управляться умел, здесь ему вообще равных не наблюдалось… Но надежности Вите, бывшему «тамбовцу», явно недоставало, вот и «работал» с ним Плейшнер отдельно – выбивал, как он говорил, «тамбовский душок»…

Еще двое бычков были братьями-близнецами, одного, соответственно, звали Антошей, а второго – Кирюшей, а по фамилии – Севрюковы. Их так и звали в городе – братья Севрюковы… Эти близняшки с малолетства каратэ занимались, потом даже у самого Цоя курс специальной подготовки прошли.

Братья Севрюковы были ребятами серьезными, но безынициативными, впрочем, это-то как раз Плейшнера не очень расстраивало: учась на ходу азам «руководящей» работы, Некрасов быстро понял, что безынициативность гораздо лучше, чем чересчур большая самостоятельность… Когда у исполнителя в голове «масла» маловато – оно даже лучше для дела, такой исполнитель не будет над приказом задумываться…

Впрочем, бригада, состоявшая из этой «великолепной четверки», использовалась Плейшнером не часто, только для выполнения «специальных заданий по наведению порядка» – и только в отношении тех, кто никогда бы не побежал в мусарню жаловаться.

А когда на «грядке» было все более-менее спокойно и хорошо, Плейшнер контачил в основном с Моисеем Лазаревичем Гутманом, отвечавшим за всю «черную бухгалтерию» коллектива. Этого старого прохиндея Некрасов даже побаивался, потому что ни черта не понимал в его расчетах и прогнозах. Но старик ошибался редко и выдумывал одну прибыльную тему за другой… Вскоре Плейшнер начал даже неосознанно копировать поведение Моисея Лазаревича, державшегося этаким запуганным интеллигентом, в котором никто бы никогда не заподозрил жесткого дельца, ворочающего огромными суммами.