Андрей Константинов - Выдумщик

Шло время. Плейшнер давно уже сменил престижную в восьмидесятых «девятку» на «бээмвушку» и квартирку купил на Московском проспекте (в доме «Русский пряник») взамен той, что на Ленинском была. Пообтерся Плейшнер, даже лоск какой-то приобрел, старался говорить чисто, без блатных выражений – по крайней мере на людях – тщательно «фильтровал базар». Да только правду все-таки говорят, что черного кобеля не отмыть добела – проглядывала все же порой сквозь маску благообразного Плейшнера жуткая тюремная харя блатаря Мишутки: была у Некрасова слабость – отрывался он на опекаемых «коллективом» портовых проститутках… Справедливо кто-то заметил, что суть мужчины проявляется всегда в его отношении к женщине, особенно если эта женщина – падшая…

Бригада Плейшнера, естественно, впрямую шлюхами не торговала – братве это было впадло и не по понятиям, однако «налог» с сутенеров взимался исправно, в твердой конвертируемой валюте. Взамен проституткам предоставлялась «крыша» – на случай возникновения проблем с клиентами, ментами или бандитами из других «коллективов». Такая опека, с точки зрения Некрасова-Скрипника, позволяла считать более десятка девочек «своими» – а своим в России, как известно, принято пользоваться бесплатно… Вот Плейшнер и пользовался от души, устраивая подопечным барышням «субботники» если и не каждый день, то уж – по крайней мере – несколько раз в неделю… То, что у проституток при этом отнималось «рабочее время», никого не интересовало, сумма взыскиваемого ежемесячно «налога» никак не зависела от «человекочасов», потраченных на «барщину».

В общем, Некрасов поступал по нормальному советскому принципу: «Что охраняю – то и имею», понимая его в данном случае буквально. Да и ладно бы он просто трахал девочек – им, конечно, все равно обидно было «за так» ноги раздвигать, но, с другой стороны, и ничего страшного, – свои ведь бандиты пользуются, защитнички, так сказать… Но Плейшнер любил секс нестандартный, очень он уважал групповуху с элементами садизма… Девушки после «субботников» у Некрасова по несколько дней «работать» потом не могли – мало того, что Григорий Анатольевич с коллегами «жарили» их во все буквально щели, девчонок еще и били порой, и щипали до синяков, и сигареты, бывало, в голые задницы тушили, и бутылки водочные как «членоимитаторы» использовали… Особым же «расположением» Плейшнера пользовалась красивая проститутка по кличке Милка Медалистка – этой барышне, которая, по слухам, действительно когда-то закончила школу с золотой медалью, пришлось на практике убедиться в справедливости изречения классика: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».

Милку Медалистку Некрасов регулярно доводил до истерик и чуть ли не до попыток самоубийства, и именно поэтому она… Впрочем, пожалуй, стоит сначала поподробнее ознакомиться с биографией Медалистки – потому что она сыграла в рассказываемой истории далеко не последнюю роль…

Людмила Карасева приехала в Питер в июне 1990 года с самыми серьезными намерениями. Окончив в Череповце среднюю школу с золотой медалью, девушка собиралась поступать в Первый медицинский институт. Была Людочка в ту пору совсем молоденькой, наивной и очень хорошенькой, но, как свойственно большинству молодых и красивых, весьма уверенной в своих силах и в своем праве на счастье и на красивую, приятную жизнь… Может быть, ее самоуверенность объяснялась еще и тем, что выросла Людочка не где-нибудь, а в Череповце, городе металлургов – людей уверенных, основательных и знавших себе цену…

Отца своего Людмила совсем не помнила – он бросил семью, когда дочери было всего полтора года, так что жила Мила с одной матерью, известным в Череповце стоматологом. Мама Людочки, Алевтина Васильевна Карасева, души в дочке не чаяла и работала как ломовая лошадь (если это сравнение применимо к зубным врачам), чтобы дать Миле все, чтобы «рыбонька», «солнышко» и «детонька» ни в чем не нуждалась, чтобы у нее было все, что нужно для счастья…

И Людочка действительно жила счастливо, настолько безмятежно, что единственной, пожалуй, проблемой, всерьез волновавшей ее в старших классах школы, была неблагозвучная («рыбья», как считала Мила) фамилия – Карасева… Людочка даже плакала несколько раз в подушку по этому поводу, потому что ребята из ее района часто пели ей вслед:

В то время Люда еще не понимала, что такой припевочкой парни вовсе не обидеть ее хотели, а заигрывали с ней – как умели, по-череповецки.

Впрочем, к окончанию школы Людочка расцвела настолько, что даже и по поводу «рыбьей» своей фамилии не расстраивалась – привыкла чувствовать себя девочка если и не королевой, то уж по крайней мере – принцессой…

Училась Мила легко, золотую медаль получила по окончании школы заслуженно… Вопрос о том, что делать потом, не стоял, Людочка с мамой все давно уже решили: учиться, конечно же, учиться дальше – и непременно в Ленинграде… Ну, не оставаться же в Череповце такой умнице и красавице?!

Что касается того, где именно учиться, – здесь мама с дочкой немного поспорили в свое время. Алевтина Васильевна считала, что Людочка должна пойти по ее стопам и стать стоматологом, а Люда поначалу хотела попробовать поступить в театральный… Но тут уж Алевтина Васильевна встала, как говорится, насмерть – и не потому, что считала, будто у ее доченьки нет шансов поступить в ЛГИТМиК [18] ЛГИТМиК – Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии. (как это шансов нет, если Милочка просто блистала в школьной самодеятельности), а исключительно из-за распущенных нравов, царивших в актерской и вообще богемной среде… Непонятно, правда, почему Алевтина Васильевна полагала, что в среде студентов-медиков, издавна живших по принципу: «Что естественно, то не безобразно», – нравы существенно более пуританские, ну да не в этом дело…

В общем, убедила мама свою Людочку поступать в Первый медицинский… Алевтина Васильевна сначала хотела было взять отпуск за свой счет и поехать в Питер вместе с дочкой, но тут уж Люда встала на дыбы – кричала, обливаясь слезами, что она уже взрослая, что все абитуриенты приезжают поступать сами, что ее будут дразнить потом «маменькиной дочкой»… Хоть и ныло материнское сердце от тревоги, а все-таки отпустила Алевтина Васильевна доченьку свою в Ленинград одну: может, и впрямь надо ей с самого начала начинать жить самостоятельно?

Через три дня после того, как Людочка уехала, она позвонила матери из Питера, сообщила, что все нормально: документы в институт подала, с жильем определилась – не стала селиться с другими абитуриентами в общежитии, а сняла хорошую чистенькую комнатку на улице Пестеля, правда, без телефона, но зато недорого совсем… Обещала Люда звонить хотя бы раз в неделю, чаще не получалось – и очереди большие на переговорном пункте, да и дорогое это удовольствие, междугородные звонки…