Федора Яшина - Богоубийцы

Трудно поверить, что когда-то Лора была такой девчонкой. Но это правда: Лора, которую мы знаем как предводительницу, когда-то была обычной девчонкой. Наивной и домашней. Из благополучной семьи. С позитивными взглядами на жизнь.

Жизнь ее была беззаботной и светлой. Она взрослела и знакомилась с окружающим миром. Ее уже влекли запретные и сладкие плоды, и она уже начинала их осторожно пробовать. Как все мы, как каждый из нас.

Но папочка их сильно берег. Он уже тогда был в отчаянии и не понимал, как их оградить от происходящего. Поэтому он тогда их туда спрятал. Подальше от всего. Дома-то у них тогда вообще творилось невообразимое. Подготовка уже началась.

…Митька проснулся на скамейке, во дворе дома неподалеку от бара, в котором работал. Его левое бедро оказалось перевязано окровавленным вафельным полотенцем и слегка побаливало. Нос и губы были разбиты.

Он огляделся по сторонам. На лавочке, расположенной напротив, сидел мужик неопределенного возраста и что-то читал. Заметив, что Митька, наконец, очнулся, он как-то понимающе улыбнулся и протянул ему небольшую, граммов на сто бутылочку коньяка и минералку.

– На, хлебни.

Митька взял и не откладывая сделал несколько глотков. Сначала воду, потом коньяк и потом снова воду. От этого в голове немного прояснилось.

Теперь он стал приходить в себя и узнал мужика.

Тот впервые появился в баре примерно пару недель назад, а потом стал приходить почти каждый день около 9 вечера. Причем заказывал всегда одно и то же.

– Я узнал тебя, – Митька сделал еще глоток коньяка, – Сотка-Гжелки-Кружка-Балтики-и-фисташки!

– Да, это я. Здорово, – мужик приветливо улыбнулся.

– Здорово, коль не шутишь. Это мы с тобой, что ли, вчера куролесили?

На этот раз мужик рассмеялся.

– Нет, дорогой, вчера ты сам с собой куролесил.

Митька попытался восстановить в памяти вчерашний вечер. Всё восстановить не удалось, но кое-что всё же вспомнилось.

Сначала в голове появилась мутноватая картинка, будто он стоит и пристально, через барную стойку смотрит в глаза какому-то мордовороту. Затем изображение проясняется и Митька понимает, что смотрит уже давно – может, минуту или даже больше. В воспоминаниях появляется звук и Митька слышит собственный голос. Говорит он громко и эмоционально:

– Да ладно вам! Достали вы уже своей болтовней про то, какие вы все повидавшие жизнь. По телику вон, – он махнул рукой в сторону телевизора, – звезды вонючие телеэкранные тоже трепятся, будто их уже ничего не удивляет и жизнь потеряла свой сюрпризно-познавательный аспект. Да идите вы в жопу со своими понтами. Могу вот с тобой, например, поспорить, – Митька тыкает пальцем в мордоворота, – что даже я, сейчас, сделаю так, что ты сильно удивишься.

Все, кто сидел за стойкой, замолчали и выжидательно посмотрели на мордоворота.

В первое мгновение мордоворот набычился от такой наглости, но быстро смилостивился и ответил следующее:

– Я еще раз повторяю тебе, сраный бармешка: я никогда и ничему не удивляюсь. К сожалению, это давно уже в прошлом, – он ухмыльнулся.

– Ну так что, спорим? – не унимался Митька. Те, кто его знал давно, поняли, что он порядком завелся и в его голове поселилась какая-то безумная и, как всегда, дурацкая идея. Некоторых это расстроило – они ведь отдыхать пришли, но остальных заинтересовало.

– Ну что ж, давай поспорим.

– На все деньги, что у тебя есть с собой.

– Ладно, давай так, но ты-то что ставишь?

– Да ничего не ставлю. Просто тебя проверим.

– Меня проверять?! Еще б какой-то сраный бармешка мне проверки устраивал! – он с ехидной лыбой глянул на своих корешей и добавил: – Совсем ты охуел, что ли, пацан?

Митька не смутился:

– Хорошо, пусть это будет не спор, но ты ведь только что говорил, что хочешь удивиться и не можешь. Вот я и предлагаю тебе купить удовольствие удивиться. И цена этому – то бабло, что у тебя есть в карманах. Впрочем, если у тебя слишком много, назови сумму поменьше. Мне, в общем-то, всё равно.

Мордоворот, хоть и преуспевающий, но, видимо, еще только начинающий бандюга, слегка затрусил. Он, как и все люди его склада ума, пугался, если не понимал, что происходит. Сейчас была как раз такая ситуация. Однако ударить лицом в грязь перед своими дружбанами, которые слышали весь этот разговор, было бы не красиво. Он не мог себе такого позволить, поэтому согласился. Расстегнул борсетку и картинно вытряхнул ее содержимое на стойку.

Бар был небольшой, и поэтому вокруг быстро образовалась толпа зевак, даже те, кто сидели за столиками, подошли к стойке – всем было интересно увидеть, чем всё закончится. Да и вообще любопытно посмотреть на пьяного в говно бармена. Митька редко нажирался на рабочем месте, но если такое случалось, то скучно никому не было. За эту бесшабашность его любили посетители, а благодаря их любви его до сих пор не выгнали с работы – в его смену выручка неизменно была больше, чем у других барменов.

– Вот. Это всё, что у меня осталось, – как будто оправдываясь, сказал бандюган, сгребая в кучу своими здоровенными ручищами банкноты, рассыпанные по барной стойке, – но, уверен, тут всё же хватит на то, чтобы напоить пивом всех, кто есть в этом сраном баре. Теперь твоя очередь – можешь начинать удивлять.

Мордоворот и Митька пожимают руки – чтобы без обид. Кто-то их разбивает, как будто они всё же спорят.

Митька выпрямляется, хрустит позвонками, достает из-под стойки сумку и со словами «Айн момент» скрывается в служебном помещении.

Вокруг все притихли, лишь из включенного телика доносится какое-то невнятное пение.

А у Митьки тем временем в голове возникает сомнение: «Хм, сделаю или нет? Сделаю или всё ж зассу?»

Он заходит в толчок и мочится. При этом, от волнения и от выпитого, его сильно штормит, и большая часть струи попадает на пол. Затем достает из сумки бритву, намыливает голову и начинает ее с остервенением брить. От такой безалаберности многократно режется, и кровь стекает по шее на воротник белой рубашки.

Закончив с бритьем, Митька садится на край обоссанного унитаза, о чем-то задумывается, и лицо его мрачнеет. Он достает из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, разворачивает его и после первых же строк начинает всхлипывать, что-то невнятно бормоча себе под нос. Тут вдруг крики, донесшиеся из зала, обрывают его рыдания. Он вытирает руками слезы, успокаивается. Дочитывает бумагу до конца. Убирает ее обратно в карман. Забирает сумку и выходит.

– Эй, ну скоро ты там? Удивляльщик хренов! – орет мордоворот. – Мы хотим удивиться.

Он громко ржет. Зал подхватывает. Кто-то высказывает предположение, что Митька сейчас появится без штанов и этим постарается удивить. Какая-то деваха говорит, что этим ее удивляли лет десять назад, так что сейчас это точно не поканает.