Инна Тронина - Лунатики

– Благодарю вас, – громче произнесла Вера Фёдоровна.

Теперь Евгений заметил, что её волосы были когда-то оттенены шампунем «Ирида» и уложены на бигуди.

– Не за что. – Квинт сел за свой стол, отпил кофе.

Когда он взглянул на Веру, то увидел, что она жадно пьёт из чашки ещё горячий чай, даже не дует на него. Значит, мучилась от жажды – на такой-то жаре. Нет, не похоже на театр, на истерию. Все эти десять дней старушка хотела пить, но не могла. Такой симптом бывает при нервном потрясении. Но раз сейчас она смогла разом выпить всю чашку, дело сдвинулось с мёртвой точки. Психотерапия Квинта начла действовать.

– Вера Фёдоровна, может быть, ещё? Добавочки?

Квинт поспешно допил кофе и всецело занялся задержанной. Гусева кинула, облизывая губы. Евгений Михайлович быстро вскипятил ещё один чайник «Тефаль», отыскал второй, и последний пакетик с чаем – на сей раз лимонным. Гусева снова набросилась на чашку с такой жадностью, словно все дни, начиная с тринадцатого мая, блуждала по пустыне.

– Вера Фёдоровна, я знаю, что случилось в вашем доме, – начал Квинт, наклонившись к Гусевой.

Та встрепенулась, сжала ручку чашки костлявыми пальцами. Воспалённые, уже сухие глаза с надеждой смотрели на Квинта. Глаза следователя напоминали виноград «Изабелла», мокрый после дождя.

– Я хочу вам верить. И вы мне верьте, ладно? Итак, вы утверждаете, что всё произошло во сне?

Квинт заметил, что Гусеву опять затрясло, но не стал акцентировать на этом внимания. Так можно, за уговорами и чаепитиями, весь день потерять. До вечера нужно закончить с Верой Фёдоровной, а за завтра пригласить её сына – отца погибшего Сергея. Или до, или после, как уж получится по времени, следует выслушать Елену Панову – мать покойного. А потом дать разрешение на захоронение трупа – без права кремации.

Впрочем, всем экспертам и так ясно – единственный, роковой удар ножом нанесла именно Вера Фёдоровна. Вчера, как узнал Квинт, прошёл следственный эксперимент. Он получился скомканным, ненужным, безрезультатным. Гусева помнила всё только по сну, и не уставала подчёркивать это.

Ссылаться на сон следствие не могло. Квинт понимал, что, если сейчас пойти по десятому кругу и начать рассказывать сказку про белого бычка, след преступников остынет. В том, что бабушка была лишь орудием в чьих-то руках, Евгений уже не сомневался.

– Мне интересно, каким был в жизни Серёжа, – тихо сказал Квинт.

Гусева не поверила своим ушам – столько неподдельного сожаления было в голосе беседующего с ней следователя. Он назвал внука не гражданином Гусевым, даже не Сергеем, а Серёжей! Больше ей ничего не было нужно – только вот такое тёплое, живое участие.

– Вы ведь вырастили его, я знаю.

Вера Фёдоровна мгновенно забыла о том, где находится, что произошло с ней и с внуком. Теперь она не боялась будущего, а вся ушла в прошлое. Говорила, говорила без остановки, и рябь морщин оживляла ещё совсем недавно маскообразное лицо. Блестели ровные вставные зубы, а глаза вдруг стали голубыми. Бабушка с внуком были очень похожи – Квинт это заметил. До того времени, как поседела, Вера Фёдоровна, вероятно, была пепельной блондинкой.

Квинт постоянно кивал, слушая. У него даже заболела шея. Пот тёк по лицу, но он не решался достал платок и промокнуть лоб. Гусева могла сбиться, замкнуться, оборвать нить беседы.

Едкие струйки ползли по щекам Квинта. Он включил кондиционер. Вера Фёдоровна уже не дрожала от холода. Маленькие, изящные пуговки, пришитые попарно, блестели на её платье – под неглубоким каре. Бабушка говорила о внуке взахлёб, очень подробно, и прекрасные её глаза то и дело наливались слезами.

Квинт понимал, чувствовал кожей, что Гусева так до конца и не верит в то, что случилось на мансарде. Повествуя о Сергее, она не забывала ни единой мелочи. Внук носил дорогие часы, ручку «Паркер», сотовый телефон, обувь марки «Монарх». Обожал Бориса Гребенщикова и Джима Моррисона. Часто слушал из записи – особенно перед гибелью. Кроме того, недавно убили его подругу – Галину Васильевну Коробейникову.

В общих чертах, Вера Фёдоровна обрисовала проблемы внука. Квинт слушал очень внимательно, но пока ничего записывал. Можно свериться с предыдущими протоколами – главное сейчас не это. Хорошо, что пока никто не знает о возвращении Квинта из отпуска. Но радоваться рано – через час всё станет известно. Весть разнесётся по этажам. Немедленно загудят оба телефона, а в двери кабинета примутся стучать – кто тихо, кто громко.

У следователей кончаются мыслимые и немыслимые сроки, дела стоят, а прокуроры и прочее начальство требуют результатов. Факты собраны, свидетели, подозреваемые и прочие причастные допрошены. А вот вывод никак не сделать, целостной картины не составить. Евгений Михайлович много раз зарекался не выполнять чужую работу. Но точно так же, как его друг Ронин, не мог отказать. Весь делали общее дело. Если Квинт поможет «закрыть» лишнего злодея, то рад будет не только спасённый от взыскания коллега.

– Галина Васильевна Коробейникова? – переспросил Квинт.

Гусева с готовностью кивнула. Нужно проверить, что за штучка, хоть её уже нет в живых.

– Вы считаете, что её ликвидировали по причине конфликта с той фирмой, что снимала у магазина помещения? Или Сергей предполагал, что могут быть другие варианты? Вы говорили с ним на эту тему?

– Серёжа терялся в догадках. Могло ведь случиться и так, и этак. Они с Галей договорились – в дела друг друга не лезть, если кто-то специально не попросит помощи…

Вера Фёдоровна говорила теперь чётко, раздельно, как строгая учительница.

– Когда Галина попала в затруднительное положение, и фирма перестала платить за аренду помещения, отказалась выполнять условия договора, потребовалась Серёжина поддержка.

– Внук не упоминал о каких-либо угрозах в связи с тяжбой относительно выплат по договору?

Квинт убрал посуду, взял из стакана гелевую чёрную ручку и принялся писать протокол. Гусева, слегка задыхаясь, теребила пальцами жилистое горло, пытаясь восстановить в памяти каждое слово Сергея. Солнце ушло с той стороны, куда смотрели окна кабинета, и стало чуть легче.

– Один раз предупредил, что у него могут быть огромные неприятности. Я должна быть готова. – Вера Фёдоровна разглаживала платье на коленях.

В глаза следователя она сейчас не смотрела. Но Квинт знал – задержанная говорит правду. Он умел улавливать интонации голоса, различать оттенки речи, наблюдать не только за взглядом, но и за поведением человека в целом. Так было даже лучше.

– Знакомый Сергея, который служил в Афганистане, убил двух человек с той стороны. Это были сожитель директрисы задолжавшего магазина и его приятель-бандит. Серёжа понял, что ему будут мстить, понимаете? Он боялся, что дело кончится арестом. «Афганца»-то забрали в изолятор, а Серёжу посадили под подписку о невыезде. О, господи! – Гусева снова разрыдалась. – Я так боялась, а сделать ничего не могла… Старая, больная, связей никаких. Подруги давно на пенсии. Да и какой от них прок? В милицию не обратишься – сам вроде как преступник. К бандитам не пойдёшь – их человека твой приятель убил. И Галю застрелили… Серёжа вовсе сон потерял. Знал, что будет следующим. Курил много, кофе пил. Не спал несколько ночей подряд…