Инна Тронина - Лунатики

Вот какая беда! Знать бы Серёже, что человек из банды на той стороне, не стал бы обострять отношения. Ведь от милиции проще отвязаться, «отмазаться», как внук говорит. А вот от этих забубенных… До сих пор Серёжка считал себя успешным, предприимчивым. На двадцать третьем году жизни сделал неплохую карьеру. Бабушка не ждала от него такого взлёта. Школу ведь окончил на одни тройки.

А потом Вера Фёдоровна расправила спину, вздёрнула подбородок, загордилась. Привалила внуку удача! Порадоваться бы немного за него, а там и помирать можно. А тут – заморочки с магазином Галины Коробейниковой… Год Свиньи и подложил им свинью. Надо было бы ждать, да не хотелось верить.

Гусева легла в постель и неожиданно крепко уснула. Наверное, молитва помогла – сняла с души тяжкий груз дум о несчастьях внука. Пальцы разжались, руки упали вдоль туловища. Растрёпанная седая голова склонилась к плечу. Грудь уже не трепетала; она поднималась и опускалась ровно, бесшумно.

Да, нужно было лечь в больницу, провести там все процедуры. Но Вера Фёдоровна боялась оставить Серёжку одного. Ей казалось, что она оберегает внука одним своим присутствием. И Сергей не настаивал на госпитализации старушки. Обещал и дальше возить её по врачам. И не выражал никакого недовольства. Надо – значит надо. Здоровье бабули всего дороже.

Эхоэнцефалоскопию нужно будет сделать ещё раз. Может, и два – для профилактики. Но это потом, ближе к осени, когда начнёт резко меняться погода. А сейчас как бы не заболеть! Того и гляди пойдёт стрельба – если не на даче, то в городе. Каждый шорох пугает, разгоняет лёгкую дымку сна. Гусева судорожно зевнула, перевернулась на другой бок. Вроде, тихо. Пока тихо…

И всё-таки после уколов полегчало. Не грохотала в висках кровь, не пересыхало по рту. Постель казалась мягкой, подушка – удобной. Как бы помочь Сергуньке? Но поддержать парня можно лишь советом, да ещё всепоглощающей любовью. Как хочется развести руками его боль, залечить душевные раны!..

Вера Фёдоровна всё глубже погружалась в пучину тёмного горячего сна, и уже не ощущала себя. А потом вдруг поняла, что сидит на краешке сбитой постели. И понимает, что в спальне своей находится не одна. Вот – кровать, ореховая тумбочка, тройное зеркало, шкаф. Лунные блики на стенах, окно, распахнутое в ночной сад.

Гусева отвела волосы от глаз, потёрла сухой ладонью морщинистый лоб. И вдруг оторопела, заметив ещё одну женщину – пожилую, худенькую. Одета гостья была тоже в ночнушку «ришелье». Только что небо было ясным, а теперь спальня наполнилась туманом. Вера не различала на противоположной стене большого фотопортрета мужа. И лиц сына с невесткой на другой фотографии тоже не могла разобрать.

И некогда было приглядываться к снимкам. Все внимание Веры сосредоточилось на старушке. Та, перебирая маленькими босыми ножками, скользила по воздуху над пёстрым ковром. Хозяйка застыла в недоумении. Как люда попала чужая женщина? Ведь во дворе – кошмарные псы, и охрана тоже. К тому же, незнакомка бросит по чужому дому в нижнем белье, без обуви, не причёсанная.

Гусева встала, шагнула к старушке. И замерла, узнав в ней себя. Странно, что не догадалась раньше. Ведь в зеркало, несмотря на возраст, она смотрелась довольно часто. Наверное, так могла выглядеть её сестра-двойник. Но сестры не было. Вера Печорина была одна у родителей. А, значит, её точной копии в природе не существовало.

А, раз так, эта дама специально загримирована. И ходит здесь неспроста. Хочет добраться до Серёжиной спальни, проникнуть туда и убить внука. Надо пойти следом и помешать ей. Вера одной комплекции с убийцей. Но она набросилась бы на любого громилу, даже зная, что непременно погибнет. С психикой у неё всегда всё было в порядке. Никаких галлюцинаций, никакого раздвоения личности! Между Верой и двойником расстояние примерно два метра. Вот, та дама поворачивается спиной, идёт к двери. А луна светит ей в седой затылок. Среди жидких прядей явственно просвечивает плешка…

Вера Фёдоровна узнала собственный затылок. Видела его в парикмахерской, в зеркало, когда делала укладку. Сейчас она была совершенно спокойна. Двигалась следом за собой, вернее, за своим отражением в первозданной тишине. И наверняка знала, что всё это ей снится. И как раньше не догадалась? Надо бы остановиться, куснуть себя за палец. Но нельзя терять ни секунды. Почему-то не открывается рот, и никак не подать голос. Тапочки остались у постели, под уголком повисшей простыни.

Теперь они обе идут босиком, в сорочках-ришелье – нечёсаные, старые и жалкие. А один халатик в сиреневую розу лежит на ковре. Надеть бы его, но почему-то не дотянуться. Ткань проходит через её пальцы. Вот интересный сон! Надо будет внуку рассказать. Нет, лучше приятельницам. Потрясающе – никогда ведь не была лунатиком. Неужели только сейчас стала – от волнения из-за внука?…

Как занимательно плыть по воздуху, зная, что на самом деле лежишь в постели, на лечебной подушке «Контур». Потому так приятно расслаблено тело, не болит шея, не ноет затылок, не тоскуют суставы. Может быть, от того лекарства, что вкололи сегодня в частной дорогой клинике, и снятся такие сны?

Гусева наблюдала за собой со стороны и шла на кухню, на первый этаж. Она спускалась по лестнице, словно привязанная невидимой нитью к белой фигурке. Даже если бы и захотела остаться одна в спальне, не могла бы не последовать за ней. Кухня, в цветном кафеле, набитая итальянской техникой, была царством бабули Веры.

Опасаясь за жизнь внука, она никогда не допускала туда чужих кухарок, даже без уборщицы обходилась. А если плохо себя чувствовала и не могла справиться в одиночку, вызывала помощницу. Но никогда не оставляла её одну – так и сидела на табуретке, не спуская глаз. Кто знает этих приходящих? Вдруг микрофон установит для прослушивания? Или потом мойка взорвётся, как у Серёжиного приятеля? Может и яд подсыпать, особенно сейчас…

И вот они обе в темноте. Луна не светит, и небо за окном пасмурное. А ведь только что прыгали в вышине звёздочки – так казалось Вере. Но у крыльца горел фонарь, и свет проникал сквозь чугунные решётки. Блики заиграли на лезвиях кухонных ножей. Этот набор подарил ещё покойный муж. Вера каждый день оттачивала их, пробуя лезвия на ногте. Шесть ножей в гнёздах деревянной подставки – от самого маленького до огромного, с лезвием в тридцать сантиметров. Большим шеф-ножом Вера шинковала капусту. Он был тяжёлый, очень удобный для таких операций.

Интересно, к чему снятся ножи? Кажется, к ссоре. Надо проснуться, шире раскрыть глаза. Нет, никак! Много снотворного вкололи. Сама врачу жаловалась, что не может забыться ночью. И вот теперь, от беспрестанного волнения, мерещатся разные кошмары.