Сергей Попов - Виселица для жирафа. Иронический детектив

Это обстоятельство никак не укладывалось в те две психологические схемы, которые я составил накануне, схемы, в рамках которых должен действовать человек, маниакально убивающий режиссеров театра. Речи о том, что Маргариту Львовну не подпустили к театральным подмосткам, быть не могло, а предположение, что на сцене она обделена ролями, не соответствовало действительности. А может, её в детстве изнасиловал режиссер и в её организме мутировался какой-нибудь ген мести? Нет, чепуха. Применительно ко мне – мужчине – эта версия еще может пройти, но применительно к покойной Алле Константиновне – никак. Тогда где мотив преступления? Короче, зачем она это делает, зачем мочит своих режиссеров? А может, это делает вовсе не она? Ведь что именно мне подмешали в кофе, я так и не смог узнать. На всякий случай я запросил информацию о том, где находилась актриса в момент убийства моей предшественницы: была ли она в импровизированном зрительном зале среди своих товарищей по цеху. Если была, то версия, что она убийца, отпадает.

Не пытаясь что-нибудь понять, я тупо листал папку с надписью «Актриса Подкозырная». В моих руках то и дело оказывались её фотографии то в исторических костюмах, то вообще едва ли не в чем мать родила. И вдруг моё внимание привлек прелюбопытный документ: это была ксерокопия диплома об окончании этой особой высших режиссерских курсов. С момента их окончания прошло более пяти лет, а ни одной самостоятельной режиссерской работы в её активе не было. «Так вот в чем дело, – с облегчением выдохнул я, – убивая руководителей творческого процесса, она тем самым расчищает дорогу себе к месту к режиссерскому пульту». В этот момент мне принесли рапорт о происшествии, связанном с убийством режиссера во время репетиции в заброшенном доме. Актрисы Подкозырной в этот день среди актеров не было. Убийцей режиссера вполне могла быть она. Правда, убийцей по свидетельству очевидцев был мужик. Но загримироваться под мужика для профессиональной актрисы плевое дело.

Соответствующая реакция на мое заявление о раздвоении личности Пушкина не заставила себя долго ждать. Уже на следующий день на репетицию заявились двое. Представились чиновниками министерства культуры. «Ну, как тут у вас дела?» – спросили они, настолько неумело маскируя свою полную осведомленность о том, что вчера у нас имел место интеллектуальный прорыв в подходе к творчеству великого поэта. У меня даже отпала охота играть в кошки-мышки с господами из министерства, то есть делать вид, будто бы я не догадываюсь, что они все знают. Я вызывающе ответил: «Так вы ведь в курсе». Теперь настала очередь растеряться вопрошавших. Возникла неловкая пауза, из которой чиновники от культуры нашли следующий выход: «Ну, покажите, что там у вас уже получилось».

Показывать особо было нечего, кроме того крохотного фрагмента, который мы репетировали вчера. Я показал, что было. Первый визитер пожал плечами. Мол, ничего особенного. Зато второй, который своими мягкими кошачьими повадками, скорее, напоминал не министерского сотрудника, а сотрудника того ведомства, к которому я принадлежу, буквально воспрянул духом: «Оригинально! Вдова – подросток. Это очень оригинально! На Западе любят, когда в центре событий находится именно подросток-девочка. Они там вообще помешались на малолетних девчонках: исследуют их, как лягушек: о чем те думают, чем живут. Ваша трактовка пушкинской Доны Анны прямо в струю! – радостно похлопал меня по плечу тот, кто напоминал мне коллегу, и тут же, решив сыграть в открытую, спросил. – А что это у вас за раздвоение личности Пушкина?» Я пожал плечами: «Раздвоение как раздвоение. Чиновник уточнил: «Я имел в виду, как это будет выглядеть на сцене?» Он задал этот вопрос в лоб, даже не удосужась объяснить, откуда у него эта информация. Поэтому я так же в лоб ляпнул ему первое, что пришло в голову: «А на сцене вместо памятника Командору будет стоять памятник Александру Сергеевичу Пушкину. Да, стоять на постаменте. Из этого постамента будет выходить загримированный под молодого Пушкина Дон Гуан, играть свои сцены и в этот же постамент, отыграв, он будет заходить обратно. А в финале один Пушкин – бронзовый, убьет другого Пушкина – живого, вот где трагедия-то». У министерского чиновника от услышанного просто вылезли из орбит глаза: «Нет, это какой-то бред!» Его спутник, умно сощурившись, осторожно спросил: «А откуда у вас такое видение этой пьесы?» Теперь я сделал большие глаза: «Как откуда?! Ведь Пушкин, когда на дуэль ехал, он же ехал Дантеса убить, не морали ему читать». В глазах вопрошавшего появились признаки понимания. Я продолжал: «Пушкин ехал на дуэль для того, чтобы убить Дантеса из-за своей жены, хотя он сам еще недавно был таким, как Дантес. Соблазнял чужих жен направо и налево. И тогда в Болдино задолго до роковой дуэли он эту ситуацию предчувствовал. Вот где раздвоение личности автора. «Каменный гость» – это внутренняя драма самого поэта».

«Нет, это определенно какой-то бред! – опять воскликнул чиновник министерства. – Это уже слишком! Это, молодой человек, у вас не Пушкин, а какой-то Фрейд». Но тот визитер, с которым я, собственно, и вел разговор, вдруг осадил чиновника. «Нет, это не бред! произнес он, не скрывая радости, – а что касается Фрейда, так опять юноша попал в точку: фрейдизм на Западе – религия двадцатого века. Они там, на Фрейда молятся, как мы здесь на Иисуса Христа. Продолжайте работать в том же направлении, – похлопал он меня по плечу и добавил. Будьте уверены: публика в Эдинбурге воспримет ваше детище на ура». Комиссия удалилась.

У меня осталось двойственное впечатление: с одной стороны, я был рад, что меня похвалили эти высокопоставленные люди, а с другой стороны, я недоумевал, откуда они уже на следующий день знали обо всём, что здесь происходит? Во-вторых, откуда они знали дальнейшую судьбу моего спектакля, спектакля, в котором пока был отрепетирован лишь один проход и один монолог? Откуда они знали, что он непременно будет показан на Западе и обязательно в Эдинбурге?

Ответ на первый вопрос напрашивался сам собой: в труппе существует осведомитель. Но непонятно, зачем нужна информация от осведомителя ФСБ, когда сюда внедрен я – сотрудник того же ведомства. Двумя источниками пользуются в том случае, когда готовится очень серьёзная операция.

А вдруг этот спектакль и есть серьёзная операция? Не случайно во главе этого проекта изначально стоял человек, связанный с ФСБ, – покойная Алла Константиновна, как известно, с нами сотрудничала. Тогда становится ясно, почему этот сегодняшний визитер с умными глазами уверен, что мое творение непременно окажется на Западе – таков план операции. Вот, кажется, ответ и на второй вопрос. Алла Константиновна? Она или случайно выбыла из игры, или её силой заставили из неё уйти. Сейчас её функцию выполняю я. Смущает меня еще и то, что мой непосредственный шеф капитан Баталин не требует от меня отчетов о том, как идет расследование убийства прежнего режиссера. Я ничего никому не докладываю, и, похоже, что это тоже входит в чьи-то планы.