Андрей Кокоулин - Неизлечимый детектив

Нигде на стенах нет ни фотографий, ни памятных табличек или дипломов. Значит, жилец отрешился от своего прошлого. Оно ему не по нутру, что-то, видимо, случилось в том прошлом, не слишком приятное. Дагерротип мужчины с печальными глазами на краю стола с трафаретной надписью «Э. А. По» – это, скорее всего, духовный учитель. Громоздкий «Ремингтон» с заправленной в каретку бумагой говорит о литературных опытах, судя по жидкой книжной полке, не слишком удачных. Но можно предположить, что жилец пока только пробует себя как писатель. Э. По в таком случае становится уже объектом для подражания. Застеленная кровать и сложенное горкой белье выдают аккуратиста, а расческа и маникюрные ножницы на полке – склонность к самолюбованию. Небольшое количество предметов заставляет полагать, что человек равнодушен к вещам, возможно, беден или же видит в комнате лишь временное пристанище. Еще можно добавить, что жилец одинок (одна подушка на кровати, отсутствие женского белья), но находится в поисках подходящей пары (опять же – расческа и ножницы), а еще – часто работает ночами (огарки свечей).

Собственно, и все.

Гарпаст, наверное, извлек бы втрое больше информации. Я не слишком внимателен к засаленным манжетам, пятнам соуса на застиранной манишке, узорам пыли у ножек шкафа или еще чему-то подобному, поэтому и ограничен в выводах.

Подхватив саквояж, я вышел.

– Наконец-то! – обрадовался Родерик. И прищурился. – Вы что-то не в духе.

– Вовсе нет.

Пока я спускался, он взирал на меня, склонив набок голову. Кепи с ушами сделало его похожим на любопытного спаниеля.

– Скажите, Джонатан, – сказал Гарпаст, поймав меня за локоть на нижней ступеньке, – что там у вас?

Мы двинулись в прихожую.

– Где? – спросил я.

– В вашей комнате. – Родерик сел на пуф у двери и, переложив макинтош на колени, принялся переобуваться в короткие сапожки. – У вас там что, мумифицированная возлюбленная? Прах родственников? Мертвый дрозд?

Я фыркнул.

– Я серьезно, – мой друг встал и полез руками в рукава макинтоша. – Как-то она на вас угнетающе действует. Хотите, поменяемся?

– Нет, спасибо, – я накрутил шарф на горло.

– И все же, – Гарпаст повернул меня к себе, – мне не нравится ваш мрачный вид.

Он поправил мне ворот сюртука.

– Я одинок, – сказал я.

– Ха! Не верю! У вас есть я!

Я вздохнул.

– Да-да. И миссис Терриберри.

– Я – лучше, – сказал Родерик, берясь за дверное кольцо.

– Мы ушли, – крикнул я в направлении кухни.

И вслед за Гарпастом под звон колокольчика выбрался из дома.

Улица встретила нас свежестью, серым небом, расчерченным дымами фабричных труб, запахами земли и выпечки и фонарщиком на лестнице.

Мы немного прошли по Мерилибон-Роуд.

– И куда мы идем? – не выдержал я.

– Вперед, – просто ответил Родерик, огибая лужу.

– Зачем?

– За жирандолем, мой одинокий друг.

Помолчав, я спросил:

– Нам нужен жирандоль?

– Во-первых, это красиво, – Гарпаст свернул на Глостер-плейс. – Дерево, слоновая кость, хрусталь. Во-вторых, Джонатан, если взялись, письма все же надо дочитывать. Это будет подарок моему дяде.

– То есть, вы едете?

– Вы тоже.

– Я думал, мы здесь…

Гарпаст живо повернулся.

– А что здесь, Джонатан? – он широко развел руки и чуть не сбил джентльмена в добротном пальто. – Извините… Здесь тоска! Убийства, к которым не нужно искать ключик. Убийцы, которые столь ущербны, что тут же дают поймать себя полиции. Может, мне стоит переквалифицироваться в специалиста по мошеничествам и адюльтерам? Будет спрос, полагаю.

– Что-то вы, по-моему, излишне…

– Нагнетаю? Ничуть!

– В черных тонах…

– Да хоть в багровых! – Родерик остановился у двухэтажного здания с вывеской «Антикварные товары, Томас и Томас». – Кстати, мы пришли. Лучше уж сельские пасторали, – тише добавил он. – Заведу себе овец…

Здание было тоскливо-серое, с массивной дверью и высокими окнами, заключенными в узорчатые решетки. На широких перилах лежали каменные львы.

Внутри, отражаясь в зеркалах, горели электрические лампы, вокруг застекленных полок тянулся деревянный барьер. Прилавок под зеленым сукном был завален бумагами. В углу стояли доспехи, на стенах висели щиты. Темнел проход вглубь.

Ни первого, ни второго Томаса видно не было. Бей стекло, забирай, что приглянется.

Мой друг Гарпаст, похоже, подумал о том же. Походил, оценивая китайские вазы, серебряные ложки, фигурки из нефрита и коллекцию карманных часов, покачал головой.

– Фунтов двадцать-двадцать пять навскидку… Воровской рай… – пробормотал он. – Как они дела-то ведут при такой беспечности?

– Здравствуйте!

Голос из темноты был настолько сладок, что я вздрогнул.

– Добрый день!

Толстощекий мужчина в клетчатом пиджаке вышел к нам, вытирая платком шею. Подал короткопалую руку:

– Артур Томас. Интересуетесь чем-то конкретно?

Полные губы продавца разошлись в ожидающей улыбке.

– Да, – Гарпаст оттеснил меня от прилавка. – Интересует жирандоль. Конкретно – жирандоль. Я у вас не вижу, правда…

– Это где-то здесь… – толстощекий покрутил шеей, осматривая полки и подоконники. – Н-нет… Где же? Ах, это в другом помещении! – он открыл в барьере калитку. – Проходите.

– А я? – спросил я.

Меня смерили взглядом.

– Ну и вы давайте…

Артур Томас, посторонившись, пропустил нас с Родериком вперед.

– Будьте осторожны, – шепнул мне Гарпаст.

Я ощупал карман сюртука и понял, что забыл свой пистолет дома.

Темный коридор вывел нас в узкий светлый зал, уставленный скульптурами. Гипс, мрамор, все белое. По каменной плитке мы прошли мимо тесной группы атлетов и воинов, застывших в разнообразных позах, одного натянувшего лук лучника, трех купидонов (с нимфой) и вереницы бюстов. Далее наметились полуголые девушки-вакханки, собаки и, кажется, сатир с дудочкой.

Толстощекий, обогнав, заметил:

– Там, у стен есть барельефы. Имеется даже египетский саркофаг. Показать?

– Жирандоль, – твердо сказал Гарпаст.

– Это дальше.

Продавец сделал шаг, но тут знаменитый «бульдог», неожиданно даже для меня, ткнулся ему в жирную спину.

– Стоять!

Страшно шипеть Родерик умел отменно. Толстощекий и пикнуть не успел, как оказался прижат к стене, охлопан на предмет оружия, развернут и подперт коротеньким дулом «бульдога» под подбородок так, что ему пришлось привстать на носки.

– Вы что!..

Голос продавца растерял сахарность и испуганно истончился. Круглое лицо побледнело.

– Тихо! – Гарпаст набычился, сверкнув из-под козырька холодными глазами. – Грабим, да? Где Томас и Томас, живы или уже подельнички убили? Ах, молись, черная душа!

– Это я, я Томас! – вскрикнул толстощекий.

– А парень-то совсем дурачок, – обернулся ко мне Родерик, не ослабляя руки с «бульдогом». – Что скажете, Джонатан?