Алексей Пшенов - Ржавчина

Расположенный на морском побережье портовый город Карпелье, несмотря на роскошный субтропический климат, был не популярным курортом, а крупным промышленным центром автономной провинции Кальвенарес. Когда-то здесь было древнеримское пограничное поселение, от которого остались лишь руины бань, фрагмент крепостной стены и фундамент какого-то храма. После падения Римской империи крепость превратилась в самую обычную деревню, жители которой занимались рыбной ловлей, виноградарством и скотоводством. Зато в эпоху великих географических открытий, благодаря удобно расположенной бухте, Карпелье обрёл статус важного портового города. Сюда приходили галеоны с золотом, серебром и различными колониальными товарами. А с начала девятнадцатого века в городе начала бурно развиваться собственная промышленность и уже в пятидесятых годах между Карпелье и Сан-Рабело – столицей Кальвенарской автономии – была построена первая в стране железная дорога. Примерно в то же время преуспевшие промышленники и разбогатевшие торговцы стали переезжать из шумного и тесного города в тихое и чистое Восточное предместье, где не было ни заводов, ни фабрик, ни портовых пакгаузов. И вскоре здесь сформировался элитный квартал, своеобразный город в городе из нескольких улиц, застроенных ослепительно-белыми виллами под ярко-красными черепичными крышами. У обитателей этого квартала были не только свои магазины, рестораны и кафе, но и собственный пляж. Густо заросшую дикими кустарниками полосу земли между морем и железной дорогой сначала расчистили, а потом засыпали чистейшим белым песком, привезённым со Скалистого побережья. Установили павильоны для переодевания, лежаки, тенты, летнее кафе и построили причал для прогулочных лодок и яхт. Пляж обнесли высоким глухим забором и установили вход по клубной системе – только для обитателей Восточного предместья и их гостей. Восточное предместье процветало более ста лет. Ни Первая, ни Вторая мировая война никак не затронули приморский Карпелье и даже, наоборот, весьма благотворно отразились на его развитии. Разрушенная войнами Европа остро нуждалась в производимых здесь стройматериалах, стекле, резине, мебели и одежде. Однако в шестидесятых годах прошлого века большинство местных предприятий не выдержало конкуренции с наступающими на рынок международными корпорациями и либо разорилось, либо «легло» под конкурентов. Фешенебельное Восточное предместье опустело и пришло в упадок. Немногие уцелевшие в конкурентной борьбе крупные промышленники и торговцы перебрались на вошедшие в моду курорты Скалистого побережья, а имущество обанкротившихся предпринимателей было выставлено на продажу. На это обратили внимание бережливые жители Северной Европы. Цены на недвижимость в Восточном предместье Карпелье были едва ли не на порядок ниже, чем в элитных посёлках Скалистого побережья, а езды до его белоснежных пляжей было не более получаса. И на обезлюдевших, было, улицах Восточного предместья зазвучала немецкая, английская, датская и шведская речь. А с середины девяностых годов здесь появились выходцы из бывшего СССР. По укоренившейся европейской привычке их всех называли русскими, хотя это был настоящий интернационал: русские, украинцы, белорусы, узбеки, грузины, армяне и другие нации, составлявшие когда-то единый Советский Союз. Не было только евреев и прибалтов. По какому-то странному стечению обстоятельств бывшие советские граждане покупали недвижимость в основном на улице Сонгри, и другие иностранные обитатели Восточного предместья между собой часто называли её Русской улицей. Именно здесь тринадцать лет назад приобрёл дом покойный муж Жанны Волокитиной, а спустя восемь лет после его смерти она переманила сюда своего давнего любовника – писателя Вадима Морозова.

Улица Сонгри протянулась почти не на километр под уклон от площади Святого Себастьяна до прибрежного бульвара Марсомье. Со стороны моря параллельно бульвару шла железная дорога, за которой и находился некогда фешенебельный пляж Восточного предместья. Теперь от пляжа не осталось практически никаких следов. Глухой деревянный забор давно рухнул и сгнил, павильоны для переодевания развалились, летнее кафе сгорело, а от причала уцелели только чёрные ряды просмолённых дубовых свай. Дожди и волны смыли привозной песок, и обнажившаяся каменистая земля вновь заросла акациями, дикой спаржей и маквисами. А вдоль железнодорожной насыпи разрослась обширная колония разлапистых кактусов-опунций. Но как ни странно именно это одичавшее побережье в силу своей шаговой доступности приглянулось русскоязычным жителям улицы Сонгри, и они вполне логично назвали его Диким пляжем. По утрам здесь в любую погоду и в любое время года можно было увидеть мужчин, завершающих оздоровительную пробежку заплывом в морской воде; в летние солнечные дни – женщин, уединённо загорающих между акациями в чём мать родила; а большие шумные компании, желающие поиграть в волейбол или отметить на природе какой-нибудь праздник, приходили на заброшенный пляж круглосуточно и зимой и летом. Именно сюда и отправился в поисках своей исчезнувшей подруги Вадим Морозов. По дороге он не встретил никого кроме пожилого бородатого рыбака с допотопными бамбуковыми удочками и архаичным брезентовым рюкзаком. Поравнявшись с Вадимом, старик приподнял широкополую соломенную шляпу и простуженно-сиплым голосом поздоровался на местном диалекте. Морозов молча кивнул в ответ, хотя был твёрдо уверен в том, что раньше этого колоритного рыбака никогда не видел. Спустившись до конца улицы и перейдя через бульвар Марсомье, Вадим поднялся на железнодорожную насыпь и внимательно осмотрел раскинувшееся перед ним уныло-однообразное побережье. В раскалённый летний полдень в этом царстве акаций и маквисов не было видно ни одной живой души. Лишь на краю утоптанной волейбольной площадки ярким лоскутом краснело большое пляжное полотенце. Однако его хозяина или хозяйки ни в море, ни на берегу не наблюдалось. Вадим спустился с насыпи и с замиранием сердца пошёл по петляющей между кустарниками нахоженной тропинке. Когда через пару минут он добрался до волейбольной площадки, там по-прежнему никого не было, а на красном полотенце лежала только соломенная сумка-корзинка. Точно такие же пляжные аксессуары имелись у Жанны, но ни одежды, ни обуви рядом не было. Конечно, это не были какие-то эксклюзивные вещи, а обычный ширпотреб, которым пользовались тысячи женщин, однако таких совпадений на маленьком заброшенном пляже быть не могло. Вадим сложил руки рупором и, поворачиваясь в разные стороны, несколько раз раскатисто прокричал:

– Жан-на!!! Жан-на!!!