Лилиан Браун - Кот, который проходил сквозь стены

Квиллерен не сводил глаз с котенка на подушке.

— Этот… Этот кот! — выпалил он. — Он мертв!

— Великолепный образчик таксидермистского искусства. Ужели он вам не по сердцу?

— Да, не по сердцу, — ответил Квиллерен, шумно выдохнув в усы. — И вообще, чем вы конкретно занимаетесь? У вас есть какая-нибудь специализация?

— Я счастливый ночной бродяга.

— Бросьте! Не нужно вешать мне лапшу на уши. Хотите рекламу — отвечайте по существу. Вы на чем-то специализируетесь?

Бен Николас замялся:

— На всем, что приносит доход.

— Как долго вы работаете в Хламтауне?

— Слишком долго.

— Вы хорошо знали Энди Гланца?

Антиквар сложил на груди руки и закатил глаза.

— Благородный, мудрый, доблестный и честный, — пропел Бен. — Черный день наступил для Хламтауна, когда святой Эндрю встретил свою кончину. — Он подтянул брюки и лукаво произнес:

— Как насчет кружки божественного напитка в местном кабачке?

— Нет, спасибо. Не сегодня, — отказался Квиллерен. — А это что? Складная книжная полка? — Он взял в руки странное сооружение из черного дерева с медными шарнирами. — Сколько вы за нее хотите?

— Берите ее… Берите… С приветом от старого Санта Клауса.

— Нет, я куплю ее, если это не слишком дорого.

— Мы просим пятнадцать, но позвольте нам сделать скидку. Восемь симолеонов.

Тут в магазин вошел еще один покупатель и нетерпеливо спросил:

— Бляшки для лошадиной сбруи есть?

— Сгинь! Сгинь! — махнул рукой продавец. Этот джентльмен из газеты, и у нас берут интервью.

— Я уже все. Я ухожу, — сказал журналист. — В понедельник пришлю фотографа, чтобы снять вас и ваш магазин.

— Покорно благодарю, сэр.

Николас снял свой шелковый цилиндр и прижал к сердцу. Тогда-то Квиллерен и заметил воткнутое в головной убор красное перо. Это было его перо! Он в этом не сомневался: у самого ствола оно было прокушено. Две недели назад в игривую минуту журналист вынул украшения шляпы из-за ленты, чтобы пощекотать Коко нос, и расшалившийся кот продырявил перо клыками.

Квиллерен медленно вышел из магазина. Остановился на первой ступеньке и нахмурился, размышляя, каким образом оно попало на цилиндр Бена.

И вдруг журналиста швырнуло наземь. Мир опрокинулся на него, бросив коленопреклоненным на крыльцо. Раздался шум, рев, треск, и Квиллерен оказался на четвереньках в снегу, перемешанным с колким льдом.

Бен Николас тут же поспешил на помощь.

— О, дьявольская лавина! — возопил он, помогая журналисту подняться. — С крыши этого богомерзкого дома! Мы подадим на хозяина в суд.

Квиллерен отряхнулся.

— Еще повезло, что на мне была шляпа, — сказал он.

— Пойдемте обратно — сядете и выпьете чуточку бренди.

— Нет, со мной все в порядке. Все равно, спасибо.

Он подобрал книжную полку и сошел вниз по оставшимся ступенькам, морщась от боли в левом колене.

Квиллерен с трудом добрался до дома, где его встретил разбушевавшийся Коко. Юм-Юм, съежившись, сидела в шкафу, похожая на испуганного кузнечика, а кот метался от двери к столу, потом вспрыгнул на кровать и молнией юркнул под стол.

— Ага! Эти уроды наконец установили телефон! — сказал журналист. — Надеюсь, ты укусил представителя компании за ногу.

Коко, шевеля ушами, с интересом смотрел, как Квиллерен набирает номер фотолаборатории «Бега» и заказывает фотографа на утро понедельника. Потом кот, задрав хвост, чопорно прошествовал впереди хозяина на кухню, чтобы проследить за правильным приготовлением пищи. Выжидательно опустив усы, Коко сел на сушилку и внимательно смотрел, как цыплячью печенку мелко рубят, жарят в сливочном масле, добавляют сливки и посыпают порошок соуса-кэрри.

— Коко, я вступил в клуб калек, — сообщил Квиллерен. — У хозяйки повреждена спина, у Расса Пэтча сломана нога, рыжая в гипсе, а я расшиб колено! Не плясать мне сегодня вечером в пресс-клубе!

— Йоу, — утешил его Коко.

Квиллерен всегда проводил субботние вечера в клубе — в последнее время в обществе молодой дамы, писавшей записки коричневыми чернилами. Но теперь она сошла со сцены. Журналист отыскал в телефонном справочнике номер «Трех сестричек» и набрал его: а вдруг? Большинство женщин с радостью ухватились бы за возможность поужинать в пресс-клубе. Но, к сожалению, трубку никто не поднял.

Тогда он позвонил девушке, работавшей в женском отделе «Бега» и занимавшейся светской хроникой.

— Я бы с удовольствием, но сегодня мне надо надписать все рождественские открытки, чтобы они пришли до Нового Года.

— Да, кстати: скажи мне, что ты знаешь о семье Даксбери?

— Они стараются не вести себя вызывающе, но терпеть не могут журналистов. А почему ты спросил?

— У них есть дочери?

— Пять — все названы в честь английских королев. Все замужем, кроме одной. Она покинула семью десять лет назад и…

— И?

— Вернулась обратно, наверное. Ее не видно — и не слышно.

— Как ее зовут?

— Мэри. Она в семье белая ворона.

— Спасибо, — сказал Квиллерен.

Он пошел в пресс-клуб один.

Клуб занимал единственное старое здание в центре города, избежавшее сноса. Это была бывшая тюрьма, похожая на средневековую крепость с башенками, зубчатыми стенами и бойницами. Как только город предлагал снести здание для строительства автострады или аллеи, «Бег дня» и «Утренний комментатор» поднимали возмущенный крик, и ни один выбранный или назначенный на свое место чиновник не отваживался идти против объединившейся прессы.

Квиллерен, хромая, поднимался по ступенькам мрачного старинного строения, когда встретил выходившего оттуда Лоджа Кендолла, полицейского репортера.

— Пошли обратно, я поставлю тебе рюмку, — предложил Квиллерен.

— Не могу, Квилл. Пообещал жене, что пойдем сегодня за елкой. Если заранее не выберешь, упустишь свой шанс. Терпеть не могу кособокие деревья.

— Тогда только один вопрос. В какой части города самый высокий уровень преступности?

— То ли в Полоксе, то ли в Солнечных Садах. Все больше проблем и в Орлином Парке.

— А Цвингер стрит?

— Кое-что я о ней слышал.

— Я снял там жилье пару дней назад.

— Ты, наверное, рехнулся! Это же трущоба!

— Вообще-то, там не так уж плохо живется.

— Что ж, не распаковывай все свои чемоданы, потому что город собирается Хламтаун снести, — весело сказал Кендолл на прощание.

Квиллерен наполнил у буфета тарелку и подошел к стойке; вокруг было удивительно пусто.

— А где все? — спросил он Бруно, буфетчика.

— Делают рождественские покупки. Сегодня магазины открыты до девяти.

— Ты когда-нибудь что-нибудь собирал, Бруно? Ты не коллекционер?

Разнообразные интересы буфетчика были хорошо известны.

— Конечно! Я собираю палочки для размешивания коктейлей. У меня их уже около десяти тысяч.