Марина Серова - Одна из нас лишняя

— И все-таки я не улавливаю, чем я вам могу быть полезен? — Виктор Захарович окончательно успокоился и даже, казалось, утратил ко мне интерес.

— Не секрет, что «Стилобат» свернул сотрудничество с вашей фирмой и стал работать с болгарами. Меня интересуют последствия такого решения, последствия для вашей фирмы, — деловито уточнила я.

— Если Овчаренко думали, что «Арх-Модерн» от этого развалится, то они сильно заблуждались, — напыщенно заявил он.

— Значит, «Арх-Модерн» ничего не потерял от этого?

— Отчего же, кое-какие убытки мы все же понесли — сами понимаете, как трудно сейчас получить заказ. Но, как известно, незаменимых у нас нет, — он самодовольно хмыкнул и откинулся на спинку кресла. — К тому же, что ни говори, архитектура и строительство даже в такое смутное время, как наше, — наиболее жизнеспособные и прибыльные отрасли экономики.

Не считая нефти и газа, конечно.

— Означает ли это, что нашлись другие фирмы, заинтересованные в сотрудничестве с вами?

— Почему нашлись? — как-то обиженно выпятил губы Виктор Захарович. — Вы что же думаете, что «Арх-Модерн» только со «Стилобатом» дела имел? У нас прочные деловые связи и с «Тараспроектом», и с «Колонной».

— Но, насколько мне известно, со «Стилобатом» вы были «завязаны» больше, чем с какими-либо другими фирмами, — настаивала я.

Во взгляде Виктора Захаровича мелькнули досада и нетерпение.

— Вам не кажется, что вы пытаетесь рассуждать о вещах, в которых ни черта не понимаете? — раздраженно одернул он меня.

Еще один аргумент против его «интеллигентности».

— Напрасно вы серди…

В этот момент в кармане моего пиджака зазвонил мобильный.

— Извините, — я посмотрела на Давнера.

— Болгарию заказывали? — услышала я довольно резкий голос операционистки.

— Да, да, — торопливо подтвердила я, — Виктор Захарович, если вы не возражаете, я минут на пять вас покину.

— Как вам будет угодно, — устало выдохнул Давнер.

С прижатой к уху трубкой я миновала секретарскую и, выйдя в коридор, прислонилась спиной к прохладной стене.

— Христо Стоянов слушает, — услышала я болгарскую речь.

Общение на этом языке не вызывало у меня никаких трудностей.

— Здравствуйте, вас беспокоит секретарь-референт тарасовской фирмы «Стилобат», — произнесла я на чистейшем болгарском.

— Слушаю вас, — любезно отозвался болгарин.

— Меня интересует, приезжали ли к вам господин Овчаренко и господин Борщев?

— Приезжал один Вячеслав Михайлович.

— Он привез вам деньги?

— Нет, он сказал, что передача денег откладывается на неделю. Мы все с ним обговорили.

— А договор с дискетами он взял?

— Взял.

— А как он объяснил отсутствие Овчаренко? — полюбопытствовала я.

— Сказал, что Юрий Анатольевич себя неважно чувствует и остался ждать его в гостинице.

— А вы не знаете, в какой гостинице они останавливались?

— В «Золотом лосе».

— А вы случайно не можете посмотреть номер администрации этой гостиницы?

— Подождите немного.

В трубке повис черный звуковой вакуум. Примерно через минуту трубка ожила.

— Диктую…

Я записала в приготовленный блокнот номер гостиницы.

— Спасибо. До свидания, — попрощалась я.

— До свидания, — услышала я в трубке и только после этого отключила сотовый.

Мысли забегали у меня в голове. Что же это получается: разговаривал с болгарами Борщев, а Овчаренко, по его словам, отлеживался в «Золотом лосе»? Действительно ли так и было или…

А может, у Овчаренко в Болгарии любовница?

Почему бы нет? А что, если он — наркоман?

Фу, Женя, ты в это веришь? Тогда что?

Пока в твоем внутреннем диалоге вопросов больше, чем ответов, а по правде сказать, одни вопросы и есть.

Немного поразмыслив над этой странной ситуацией, я заказала разговор с гостиницей «Золотой лось».

Заинтригованная сообщением Стоянова, я вернулась в кабинет Давнера. Еще раз извинившись и хорошо помня, что наш с ним разговор неожиданно для меня съехал в яму обид и полных раздражения тирад с его стороны, я осторожно продолжила:

— Виктор Захарович, мы говорили о вашем сотрудничестве со «Стилобатом». Насколько я поняла, ваша фирма не понесла серьезного ущерба после того, как «Стилобат» отказался иметь с вами дело?

— Именно. «Стилобат» ведь не потому прекратил сотрудничать с нами, что мы в чем-то подвели его, затормозили выполнение заказа и так далее. Просто иметь дело с болгарами выгоднее, тут уж ничего не возразишь, — Давнер глубоко вздохнул.

Создавалось впечатление, что «насыщенный днями» и вкусивший от жизни как добра, так и зла и потому смирившийся с положением вещей патриарх делится своей печальной мудростью и заботами с наивным подростком, который вряд ли сможет его понять. Глаза Виктора Захаровича теперь светились чем-то похожим на благодушие.

— А у «Стилобата» есть какие-нибудь серьезные конкуренты в архитектурном бизнесе?

— Ну, возьмите хотя бы те фирмы, которые я уже называл, сами понимаете, конкуренция — двигатель прогресса!

Он произнес эту банальность так многозначительно и веско, как будто впервые изрекал эту набившую оскомину фразу.

По его лицу нетрудно было заключить, какое облегчение доставило ему это истертое до дыр клише.

— А если, положим, «Стилобат» снова бы решил сотрудничать с вами, вы бы согласились наладить с ним отношения? — задала я провокационный вопрос.

— Если бы да кабы! — усмехнулся Давнер. — Я не привык мечтать или думать в условном наклонении, — уклончиво ответил Виктор Захарович.

— А что бы вы, например, предприняли, чтобы склонить «Стилобат» к сотрудничеству? — я не спешила отступать.

— Не пойму, к чему вы клоните… — Взгляд Давнера опять стал напряженным и недружелюбным. — Я ведь вам уже сказал, что против болгар не попрешь, так чего же с ума сходить?

— А как вы думаете, могла бы верхушка какой-нибудь из конкурирующих фирм напрямую обратиться к своей «крыше», чтобы при помощи угроз решить вопрос в свою пользу? Я имею в виду, смогла бы она прибегнуть к физической силе, чтобы заставить «Стилобат» восстановить сотрудничество с ней?

— Это явно не по адресу. Откуда мне знать, на что могут решиться те или другие люди? — скептически пожал он плечами.

— То есть вы бы так не поступили? — не унималась я.

Может, подсознательно во мне кипело желание снова вывести из себя эту дежурно улыбающуюся конторскую крысу?

— Избави бог! Видите ли, согласно психологическим особенностям нации, к которой я имею честь принадлежать, я не склонен бунтовать против велений судьбы…

«Ну вот, оседлал свой национальный фатализм! — с досадой подумала я. — Почему это, стоит еврея спросить о чем-то действительно важном, он тотчас начинает прикрываться „психологическими особенностями своей нации“ или заботой о благе семьи и клана?»