Марина Серова - Одна из нас лишняя

«Испереживалась, наверное», — сочувственно подумала я, здороваясь с ней и присаживаясь в стоящее рядом кресло, на которое она мне любезно и, как всегда, с оттенком снисходительности указала.

— Как дела? — вяло поинтересовалась она.

По подернутому томной поволокой взгляду Людмилы Григорьевны я поняла, что «приняла» она уже изрядно. Я с любопытством посмотрела на пузатый темный сосуд — это была не та бутылка, из которой мы пили с ней в прошлый раз. Ну и скорость!

— Продвигаются понемногу, — уклончиво и тоже без всякой охоты ответила я, — звонила в Болгарию, разговаривала с Христо Стояновым, он сказал, что вашего мужа вообще не видел, — я решила внести остроту в нашу квелую, как уморенные жарой прохожие, беседу.

— Вот как? — В ее глазах мелькнуло что-то похожее на интерес. — Где же Юра был в таком случае?

— Стоянов сообщил, что Борщев, с которым болгарская сторона имела дело, сказал, что Юрий Анатольевич плохо себя чувствует и находится в гостинице.

— О господи! — накрашенные ресницы Людмилы Григорьевны беспокойно вздрогнули. — Что с ним случилось?

Теперь в ее голосе звучало неподдельное волнение.

— Я так устала ломать голову, а тут еще новая забота — Никита в клуб собирается!

— Это, скорее, моя забота, — имела я наглость заметить, — Людмила Григорьевна, не переживайте, с Никитой ничего не случится, уверяю вас!

— Собирается как вор на ярмарку, — она точно не расслышала моего увещевания, — не парень, а принцесса на горошине, — с раздражением комментировала она, — и это тогда, когда его отец…

Людмила Григорьевна всхлипнула и разрыдалась. Такого я, честно говоря, несмотря на горе и потрясение, от нее не ожидала. Людмила Григорьевна с ее высокомерием и какой-то сверхчеловеческой отстраненностью казалась неуязвимой для любых жизненных невзгод.

А тушь у нее, видать, водостойкая…

Представляю рекламный ролик: одетая в норку, увешанная бриллиантами женщина плачет над гробом «нового» русского мафиозного типа, убитого в перестрелке, а приятный, но требовательный голос другой женщины за кадром призывает в подобных случаях пользоваться водостойкой тушью от «Макс Фактор» или помадой «Каптиф» фирмы «Лореаль», которая ни за что — можно даже не волноваться — не оставит следов на бледном челе дорогого покойника.

— Простите, — слабым голосом сказала она, поборов очередной приступ слезливости, — нервы — ни к черту! Никита! — крикнула она. — Сколько можно?!

— Иду, — донеслось со второго этажа.

По всей видимости, он уже вышел из комнаты и приближался к лестнице.

— Ма, ну че ты кричишь? — с беззаботным пренебрежением в голосе спросил он.

На Никите была узкая фиолетовая, в оранжевых разводах рубашка и черные обтягивающие брюки. От колен шел едва заметный клеш.

На ногах — огромные ботинки на «тракторной» подошве.

— Привет, — он широко мне улыбнулся и, подойдя к Людмиле Григорьевне, с мальчишеской непосредственностью чмокнул ее в щеку.

— У тебя что, другой рубашки, что ли, нет? — она смерила его быстрым оценивающим взглядом. — Эта, я уже сто раз тебе говорила, тебе не идет.

— Ну че ты зарвалась? — Никита плюхнулся в кресло.

— Да потому что тебе наплевать на… — рвущийся наружу всхлип не дал ей договорить.

— Мам, — Никита поднялся с кресла и потряс ее за плечо, — хватит тебе, еще ведь толком ничего не известно. А Женька, она, даю тебе голову на отсечение, со всем этим разберется, мам, ну не плачь!

Людмила Григорьевна вытерла слезы и с надеждой посмотрела на меня.

— Вы ведь правда нам поможете? — В ее голосе я различила интонацию маленькой беззащитной девочки.

— Сделаю все возможное и невозможное, — рапортовала я и, движимая искренним порывом помочь и утешить, пожала Людмиле Григорьевне руку.

— Сегодня я уже видела эту тачку, — сказала я, глядя в зеркало заднего вида, в котором с надоедливым постоянством маячила темно-серая «БМВ».

— Завидую твоей наблюдательности, — сидевший рядом, на переднем сиденье моего «жука», Никита повернулся назад, — а может, это не наблюдательность, а мнительность? — решил он меня поддеть.

— Назови это как хочешь, — беззлобно парировала я, — но что-то не нравится мне эта тачка, чего она на хвосте виснет?

— Же-ень, — на манер избалованного ребенка протянул мой оболтус, — ты скорости не прибавишь? А то опаздываем!

Никита посмотрел на свои плоские ультрамодные часы.

— Живей надо было собираться, — не удержалась я от назидательного брюзжания, — не дергайся, успеем.

Я остановила машину перед светофором в левом ряду. Правый занимал только что отошедший от остановки троллейбус. «БМВ» нагло уткнулся почти в самый бампер моего «жука».

Сквозь тонированные стекла «БМВ» совершенно ничего не было видно. Может, это другая машина? Номерной знак из окна кафе я не разглядела. Сейчас мы тебя проверим.

Загорелся зеленый. Я стояла на месте. Прием, конечно, не новый, но довольно эффективный.

— Поехали, опаздываем ведь! — Никита немного раздраженно и в то же время с удивлением посмотрел на меня.

— Ты бы лучше ремень пристегнул, — бросив на него быстрый взгляд, ответила я.

Он послушался, но удивление его от этого не стало меньше. По правому ряду двигался поток машин. «БМВ» даже не попытался меня объехать или хотя бы посигналить. Видимо, его водитель разгадал мои намерения (тронуться с места, как только загорится красный). Мне показалось, что я услышала, как ревет мощный двигатель стального болида, готового сорваться с места следом за мной.

Но я не рванула на красный. Поток машин в поперечном направлении был небольшой, и это позволило мне за мгновение до того, как загорится зеленый, выехать на полкорпуса вперед.

Вдавив педаль акселератора до упора, я резко крутанула руль вправо. Машину занесло и развернуло на девяносто градусов. Едва не зацепив двинувшуюся по правому ряду «Газель», я прибавила скорость, выезжая на узкую улочку.

«БМВ» мимо «Газели» проскочить не успел.

Но, пропустив ее, водитель «БМВ» надавил на клаксон и, не обращая внимания на протестующие сигналы, кинулся следом за нами.

— Класс! — Никита восхищенно моргал глазами.

— Рано еще радоваться, — осадила я его. — Между прочим, это по твою душу.

«БМВ» маячил метрах в пятидесяти позади, но расстояние между нами стремительно сокращалось. Я не могла тягаться с ним в скорости: менее сотни лошадей «Фольксвагена» против двух с лишним сотен «БМВ». Но у меня было преимущество в плане маневра. Тяжелой мощной машине понадобится немало времени, чтобы развернуться на узкой дороге.

Перед самым перекрестком, когда «БМВ» уже почти догнал нас, я повторила свой трюк, который выполнила на светофоре. Только теперь я развернула своего «жука» на сто восемьдесят градусов и лихо тронула навстречу «БМВ», водитель которой от растерянности резко нажал на тормоза, не успев даже сообразить, что мог бы перекрыть мне дорогу. Если бы успел, конечно.