Марина Серова - Одна из нас лишняя

А третья версия? Несчастный случай?

Нечего задаваться риторическими вопросами, Женя. Давай-ка лучше проработай две первые версии. По всей видимости, ты не так уж далека от разгадки. Превратности судьбы — вещь, конечно, серьезная, но ты же не какая-нибудь безответственная фаталистка, чтобы любое событие приписывать прихотливой воле случая.

Нужно собрать побольше сведений о Юрии Анатольевиче. Было бы глупо ограничиться тем, что рассказала мне о муже Людмила Григорьевна. Дело даже не в ее понятной необъективности или откровенной предвзятости. Просто одного и того же человека разные люди воспринимают по-разному, видя такие черты личности, которые для других скрыты под непроницаемой оболочкой в одночасье сложившегося, зачастую ошибочного мнения.

Людмила Григорьевна слишком долго живет с Юрием Анатольевичем, чтобы можно было с легкостью уравнять ее свидетельства с мнением какого-нибудь соседа, эпизодически встречающегося с ним, или с мнением любого сослуживца Юрия. Но, на мое счастье, у господина Овчаренко есть родной брат, в лице которого я получаю и самостоятельный взгляд на проблему личности Юрия Анатольевича, и человека, знавшего его с детства.

А что, если причиной исчезновения, спохватилась я, является обыкновенное желание поживиться деньгами фирмы и преспокойно слинять от надоедливой, требовательной жены?

А что же, в таком случае, Борщев? Вошел в долю или обещал молчать из соображений мнимого благородства?

Как же нам обозначить эту версию? Номер два-Б? — Жень, ты что там, уснула? — раздался у самой двери голос тети Милы.

— Иду, — отозвалась я, — только вытрусь.

Была еще одна закавыка, которая не давала мне покоя: я понять не могла, где я видела Шнайдера до презентации в «Рондо»? В его круглом лице и особенно во взгляде сквозило что-то неуловимо-знакомое. Это тревожило меня и забавляло, словно виртуально-столбнячное чудо deja vu. И его обесцвеченные и короткие волосы здесь ни при чем. Вот лицо и глаза… Ну и улыбка, конечно…

Выходя из ванной, я услышала, как на кухне на сковородке шипит масло, — начистив и нарезав картошку соломкой, тетя Мила готовилась бросить ее на сковороду.

— Ой, картошка на ужин! — с оттенком настороженности в голосе воскликнула я.

— Картошка и котлеты, — она указала на сковородку поменьше, — а еще салатик — в холодильнике. Ты целый день как угорелая бегаешь, хоть раз поесть-то можно?

Она смотрела на меня нежно и одновременно строго. Такие прочувствованные взгляды, как я заметила, удаются только матерям, созерцающим своих беспокойных чад. И я была благодарна тете Миле не столько за ее заботу, которой она окружила меня, едва я пересекла порог ее гостеприимной квартиры, и не за жареную картошку, а именно за этот проникновенный взгляд.

— Ну ладно, будь что будет! — согласилась я.

— Вот и славно, — тетя Мила поставила на плиту чайник.

— Только при одном условии… — хитро улыбнулась я.

Тетя Мила удивленно приподняла брови.

— Я съем всю картошку, если мой процесс пищеварения будет сопровожден пересказом последнего романа Маклина, который ты прочла. И вообще, что-то я давно не слышала от тебя городских новостей…

Риэлторская фирма Овчаренко Николая Анатольевича располагалась в самом центре города. Миновав серьезного охранника и поднявшись по широкой, застеленной бордовым ковролином лестнице на второй этаж небольшого особняка на Немецкой, я двинулась по прохладному коридору, похожему скорее на длинный холл.

На подоконниках темно-изумрудным воском слабо поблескивала упругая листва многочисленных фикусов; тут и там были выставлены кадки с пальмами; густой сочный плющ и другие вьющиеся растения выписывали на светлых стенах причудливые зеленые вензеля.

Дендрарий прямо какой-то!

Остановившись перед дверью с табличкой «Генеральный директор Овчаренко Николай Анатольевич», я постучала. Не услышав никакого ответа, я легонько толкнула дверь и просунула голову в образовавшийся проем.

— Можно? — Мой вопрос адресовался средних лет женщине, с сосредоточенным видом сидевшей за компьютером.

Мой вопрос заставил ее оторваться от экрана. Она как-то подслеповато уставилась на меня из-под своих массивных очков-"хамелеонов".

Цвет ее глаз не поддавался никакому определению, но лицо было приятным, несмотря на этот долгий недоумевающий взгляд.

— Николай Анатольевич ждет меня, — сказала я, переступая порог приемной.

— Представьтесь, пожалуйста, — взгляд секретарши из недоверчивого стал доброжелательным.

— Охотникова Евгения.

— Минутку, — деловито произнесла она и взялась за трубку внутреннего телефона, — Николай Анатольевич, здесь в приемной Охотникова Евгения, ей можно войти?

Через секунду, — как видно, получив утвердительный ответ, — она повесила трубку и еще более любезным голосом сказала:

— Проходите, пожалуйста, Николай Анатольевич вас примет.

Черт бы побрал весь этот офисный ритуал!

Ну, ладно, ладно, должны же люди как-то подстраховывать себя и оберегать от расхищения свое драгоценное время.

Николай Анатольевич сидел за огромным черным столом и, как мне показалось, с напряженным ожиданием смотрел на меня.

— Присаживайтесь, — отрывисто произнес он, неловко перегибаясь через стол и тыча пальцем в кожаную спинку придвинутого к его столу кресла.

Может, эта произнесенная с такой пыхтящей поспешностью фраза своей паровозной тональностью была обязана его солидной, при небольшом росте, комплекции? А может, она лишь вкратце воспроизводила присущий ему стиль общения — деловой и нетерпеливо-лаконичный, схватывающий суть и отметающий второстепенные детали…

Конечно, сходство между двумя братьями присутствовало: плотное телосложение, строение черепа, круглое открытое лицо с широким лбом и почти стертыми надбровными дугами. И потом, цвет и разрез глаз… Вот только взгляд у Юрия Анатольевича был почти всегда отсутствующим, как бы смотрящим сквозь тебя, в то время как у Николая Анатольевича — цепким и внимательным.

Не знаю, почему в это братское, если можно так выразиться, перемигивание вторгался некто третий со светлым ежиком волос. Фу, что за мистика?

— Сдвиги есть? — сухо спросил он, и его руки забегали по поверхности стола.

Заметно, что нервничает, как он это ни скрывает…

— Есть. Из потока догадок и предположений мне удалось вычленить две наиболее приемлемые версии. Одна из них — козни конкурента вашего брата — Давнера.

— Давнера? — Николай вскинул свои невыразительные брови.

— Вы его хорошо знаете?

— Не так чтоб очень… — Овчаренко на минуту задумался, обхватив ладонью пухлый подбородок. — Странно, Юрий всегда отзывался о нем как о порядочном человеке.