Джеймс Чейз - Кинжал и пудреница («Никогда не знаешь, чего ждать от женщины»)

— Но Флойд!

Она посмотрела на лопату, которую я держал в руке, и зрачки у нее расширились. Потом она быстро повернулась, чтобы посмотреть на Макса, но было слишком темно.

— Что ты собираешься делать?

— Довольно расспросов, птичка. — Я бросил лопату. — Не вмешивайся не в свое дело, предоставь мне во всем разобраться!

Она подошла к лампе и зажгла ее. В ярком свете лампы кровь на рубашке Макса заблестела киноварью.

Какое-то время она спокойно смотрела на меня, потом сказала:

— Мы же договорились не делать этого, Флойд. Зачем ты это сделал?

— А ты нашла другой выход?

— Если его когда-нибудь найдут…

— Знаю. Ничего не надо объяснять. Возвращайся в постель, ты должна остаться в стороне от этого дела.

— Нет, я помогу тебе. Мои нервы не выдержали.

— Оставь меня в покое! — заорал я. — Мне достаточно возни с ним, а тут еще ты!

Она бросилась в спальню и захлопнула дверь. Я дрожал, как шаман в трансе. Даже следующая порция виски не оказала заметного действия. Не глядя на труп, я вышел в темноту с лопатой в руке. Начинался дождь. Неделями в горах не бывает осадков, и вот на тебе. Стоя в темноте, я подумал, что здесь идеальное место для убийства, одинокое и дикое.

Подойдя к «бьюику», я положил лопату на сиденье. Закапывать вблизи жилища нельзя. Максу придется совершить со мной последнее путешествие.

Я вернулся в хижину, Веда была одета и стояла, наклонившись над Максом.

— Что ты делаешь? Ради бога, что?

— Все в порядке, Флойд, не сердись.

Она завернула труп в покрывало и завязала концы. Теперь у нее был совершенно безобидный вид. Она сделала то, что боялся сделать я.

— Веда!

— Довольно, — сказала она, отходя от меня.

— Теперь я окончательно влип. Ты не должна вмешиваться. Не хочу подставлять тебя под удар.

— Я не хочу оставаться здесь одна. Что изменится? Думаешь, они поверят, что я ничего не знала и не участвовала?

— Ты права.

Я взял труп за плечи, она за ноги, и мы вынесли его из хижины. Я вспомнил сестру Макса и ее последние слова:

"Макс такой дикий, у него могут быть враги».

Что ж, больше он не навлечет на себя ничьей вражды.

Мы загрузили его в багажник и поехали.

Пока я копал, Веда ждала в машине. Я работал при свете фар и все время чувствовал на себе неотрывный взгляд Веды.

Если дождь будет продолжаться всю ночь, то к утру следы преступления будут похоронены вместе с Максом.

Грязные, промокшие и усталые, мы двинулись в обратный путь. Мы не находили слов, потому молчали всю дорогу.

Вернувшись, мы вместе помыли пол и обшарили всю хижину в поисках вещей, принадлежавших Максу. Под столом я нашел его бумажник. Внутри лежали бумаги, но я не стал в них копаться, а засунул во внутренний карман пиджака. Наконец все, что мы наметили, было сделано. В комнате не осталось и следа бедного Макса, и тем не менее она была наполнена его присутствием. Я видел, как он смеется мне в глаза, видел его окровавленное лицо, видел его лежащим на мешках с ножом в груди…

— Я бы все на свете отдала, только бы ты не делал этого. — Слова соскочили с ее языка, словно Веда не могла больше удерживать их при себе. — Я не скажу больше ни слова об этом, но, честное слово, как бы я хотела, чтобы ничего этого не было.

Я мог бы сказать ей всю правду, но зачем? Одним преступлением больше для Флойда Джексона, одним меньше… Для Веды же все было иначе: она пыталась подняться из ямы, в которую ее загнала судьба, и истина сломала бы ее.

— Не будем ни о чем говорить. Лучше приготовь кофе. Кстати, не мешало бы переодеться. Ставя чайник на огонь, она спросила:

— Они не придут сюда искать его?

— Не думаю. Никто не знает, что он поехал в горы. Мать не станет им интересоваться, да и остальные тоже. Макс Отис все-таки не Линдсней Бретт.

— Значит, придется оставаться здесь.

— Так будет лучше. Она вздрогнула.

— Я бы хотела уехать, Флойд. Мне тяжело оставаться здесь.

— Знаю, — вздохнул я, — мне тоже. Но нужно остаться… Нельзя же просто сорваться и уехать. До сих пор мы были здесь в безопасности.

Когда мы допили кофе, над вершинами уже посветлело. Я думал о долгом дне, ожидавшем нас: то, что было раньше, уже не вернуть. Я знал, что убийство совершила Веда, она же этого не знала и не должна была знать.

Женщины — удивительные существа. НИКОГДА НЕ ЗНАЕШЬ, ЧЕГО ЖДАТЬ ОТ ЖЕНЩИНЫ. Любовь между мужчиной и женщиной — вещь хрупкая. Если Веда когда-либо перестанет меня любить, моя жизнь окажется в ее руках.

Глядя теперь на нее другими глазами, я убедился, что это может наступить очень скоро. Еще одна ступень вниз, а спуск уже шел без остановок.

В течение трех последующих дней между нами выросла стена. Все началось с пустяка — нам не о чем было разговаривать.

Раньше, до этой кошмарной ночи, мы говорили о том, о чем обычно говорят влюбленные: о дожде, о погоде, достаточно ли продуктов. Теперь Веда больше не приводила в мою постель, да и мне не хотелось близости. Мы не говорили об этой перемене, хотя она была очевидной.

Она раздевалась и ложилась тогда, когда я возился с камином. Один-два раза я пытался ее обнять, но она вздрагивала, и пришлось перестать это делать. Макс был с нами все двадцать четыре часа в сутки.

Эти три дня напряжение все росло, сгущалось, и не хватало только искры, чтобы все взорвалось.

Но ни она, ни я не хотели этой искры. Мы были внимательны друг к другу.

Я снова и снова представлял, как она плывет в темноте, такая красивая. Я не знал, о чем она думает, но воображение рисовало картины одна ужаснее другой. Я все время размышлял об этом и чувствовал себя скверно, задувая на ночь огонь.

Я запер входную дверь и выждал несколько минут, чтобы войти. Мы не встречались взглядами.

— Спокойной ночи, — сказал я, падая в кровать.

— Спокойной ночи.

"Теперь я опустился на самое дно, — сказал я себе. — Последняя точка. Веда ускользает от меня, как вода между пальцами».

Мертвое лицо Макса… Герман смотрит на меня и усмехается… Подходящие видения для кошмаров.

Не знаю, сколько времени я спал, но внезапно что-то заставило меня проснуться. Со времени смерти Макса я спал плохо и вскакивал от малейшего шороха.

В этот раз я проснулся от какого-то движения в комнате. Было темно, и я ничего не различал. Слабые звуки заставили мои нервы натянуться как струны, готовые вот-вот лопнуть. Дрожь пробежала по моему телу. Я подумал о Максе, крадущемся к моей постели, и взмок от липкого пота. Еще движение, звуки ровного дыхания все ближе… совсем близко.

Я нажал кнопку фонарика. Не знаю, как я не понял сразу…

Она стояла совсем рядом. Глаза ее были закрыты, черные как смоль волосы обрамляли лицо. В руке у нее был нож. Она была прелестна. Я отодвинулся от края кровати с гулко бьющимся сердцем. Это был тот самый нож, которым я вырезал вешалку, когда Макс впервые пришел к нам в хижину.