Родриг Оттоленгуи - Пуговица-камея

– О нет, он придет сегодня днем и потому я сейчас такая возбужденная: я все боялась, что ты вдруг уйдешь, и…

– Нет, я останусь защищать тебя; к тому же я с минуты на минуту жду Боба. Он сказал, что придет около полудня, а теперь уже больше двенадцати часов. Может быть, это он и есть, – вот позвонили три раза…

Вскоре вошел Митчель, подошел к Эмилии и, целуя ее слегка в лоб, прошептал: «Моя королева!»

– Эмилия, я взял на себя смелость пригласить сюда одного моего знакомого, – сказал он громко. – Ты ничего не имеешь против этого?

– Конечно, нет, Рой. – Она образовала это имя, которым его всегда называла, отбросив первый слог его второго имени Лерой, чтобы таким образом звать его «королем», незаметно для всего света.

Почти сразу же вновь раздался звонок и вошел Барнес. Митчель представил его обеим дамам и занялся Дорой, так что сыщик мог без помехи говорить с Эмилией, а когда он с Дорой отошел к окну в жарком разговоре, Барнес подумал, что теперь наступил благоприятный момент.

– Извините, мисс Ремзен, что я так внимательно рассматриваю вашу брошку, она возбуждает во мне интерес коллекционера. В настоящее время камеи в пренебрежении, а между тем нужно большое искусство, чтобы вырезать такую крошечную вещь.

– Я вполне с вами согласна и нисколько не в претензии на то, что вы любуетесь моей брошкой, мистер Барнес.

При этих словах она отшпилила брошку и подала ему. Это была точная копия с пуговиц на жилете Митчеля, только она была заключена в золотую рамку, усеянную брильянтами, и на ней была вырезана голова Шекспира.

– Едва ли вы поверите, мистер Барнес, что это была простая пуговица.

– Это могла быть пуговица, но, во всяком случае, не простая, – возразил Барнес, прекрасно разыграв удивленного.

– Ну, не совсем обыкновенная. Вы, конечно, знаете, что я помолвлена с вашим другом?

Барнес поклонился в знак ответа.

– Вскоре после нашей помолвки я отправилась в путешествие по Европе. Там я открыла ювелира, вырезавшего прекраснейшие камеи, и заказала ему гарнитур пуговиц.

– Все такие же, как эта?

– Сходные с этой, но не совсем. На этой голова Шекспира, на других Ромео и Юлия.

Тут Барнес решился на смелый шаг. Он вынул пуговицу из кармана и передал ее Эмилии.

– Вот камея с головой Юлии. Может быть, она покажется вам интересной.

– Это, правда, удивительно! Одна из моего гарнитура!

– Одна из ваших? Разве вы потеряли одну? Сколько же у вас их было?

– Включая эту с головой Шекспира, семь. Другие шесть… – Она вдруг остановилась и покраснела.

– Действительно ли вы полагаете, что эта пуговица принадлежит вашему гарнитуру, мисс Ремзен? Если это так, я с удовольствием верну ее законной владелице. Но разве вы потеряли одну пуговицу?

– Потеряла? Нет… то есть я не знаю. – Она казалась очень смущенной и с напряженным вниманием рассматривала пуговицу. Но вдруг выражение ее лица совершенно изменилось. – Я ошиблась, – сказала она так спокойно, что Барнес был смущен. – Эта пуговица не принадлежит к первоначальному гарнитуру, но очень сходна с ним.

Барнес совсем не знал, что ему думать. Являлось ли у нее неопределенное предчувствие, что может оказаться опасным признать существование восьмой пуговицы, или этот удивительно ловкий Митчель успел письменно попросить ее, чтобы она сказала, что первоначально было только семь пуговиц? Он не мог объяснить себе этого и решился на второй шаг.

– Я видел ваш портрет, миссис Ремзен, и мне показалось, что профиль на пуговице ваш портрет. Как вы полагаете?

Молодая девушка вновь смутилась.

– Не знаю, – сказала она, вдруг совершенно овладев собой, – и я думаю, вы правы, это – копия моего портрета. Он был написан прошлым летом, и я позволила художнику выставить его. Кажется, с него была снята фотография и, может быть, одна из них попала в руки резчику камей, и он ею воспользовался.

Это было очень остроумно, но не могло убедить Барнеса; ему казалось невероятным, чтобы другой резчик камей воспользовался бы фотографией, назвал ее Юлией, и даже сделал из нее пуговицу. Поэтому он решил, что молодая девушка просто придумала наиболее подходящий ответ на вопрос, на который отказалась ответить. Однако, чтобы не возбудить подозрения, будто он не верит ее словам, он быстро возразил:

– Очень возможно; он не мог бы найти более подходящей модели для Юлии.

– Мистер Барнес, – продолжала Эмилия, – вы только что предлагали мне взять вашу пуговицу, полагая, что я потеряла ее. Конечно, мне не следовало бы принимать подарок от человека, с которым я так недавно только имела удовольствие познакомиться; но вы друг мистера Митчеля, и так как мне неприятно знать, что мой портрет находится в чужих руках, я с благодарностью принимаю ваше предложение.

Такого оборота дела Барнес не ожидал. Он предложил Эмилии пуговицу в уверенности, что она откажется от нее, чтобы не сознаться, что она ее потеряла и что, следовательно, была и восьмая пуговица. А теперь она хотела лишить его важного вещественного доказательства. Он был в нерешительности, что ему делать, когда подошел к ним Митчель.

– Ну что, Эмилия, находишь ты моего друга интересным собеседником?

– Мистер Барнес был необыкновенно любезен, Рой. Посмотри, он даже сделал мне подарок, – отвечала она и подала пуговицу своему жениху, на лице которого Барнес заметил, как ему казалось, торжествующую улыбку.

– Я горжусь тобой, Эмилия. Где бы ты ни являлась, ты вызываешь поклонение. Знаешь ли ты, что мистер Барнес еще сегодня утром отказался подарить мне эту камею? Ты ведь понимаешь, почему мне хотелось ее иметь?

– Потому что на ней вырезан мой портрет?

– Конечно. Мистер Барнес, позвольте и мне вас поблагодарить, вы понимаете, как приятно нам иметь в своих руках эту маленькую вещицу.

Барнес это отлично понимал. Он видел, что снова попал в ловушку и не мог помочь себе, боясь вызвать тяжелую сцену, ибо встретил взгляд Митчеля, напоминавшего ему об его обещании. Он начал уже бранить себя дураком, что дал подобное обещание, да и вообще, за свой визит, когда новое событие дало иной ход его мыслям. Горничная доложила: «Мистер Альфонс Торе».

Сыщик тотчас же вспомнил это имя, стоявшее на визитной карточке, данной ему французом в Стамфорде перед тем, как он сошел с поезда. Он посмотрел на Митчеля, и ему показалось, что на лице у него выразилось неудовольствие. Знали ли друг друга эти люди и не были ли они союзниками?

– Мистер Митчель, позвольте представить вам мистера Торе, – сказала Дора.

– Я уже имел удовольствие познакомиться с мистером Торе, – отвечал Митчель и, сухо поклонившись, отошел к Эмилии, как бы желая помешать тому, чтобы француз был ей представлен; но это, конечно, было невозможно и француз был, видимо, недоволен. Эмилия протянула Торе руку, затем повернулась к Барнесу и представила его ему.