Александр ЗОЛОТЬКО - ПОКЕР НА КОСТЯХ

Автомат продолжает стрелять, но каждый выстрел теперь поднимает ствол все выше и выше. Пуля попадает в лампу под потолком, и в неподвижном воздухе повисают осколки стекла…

Ртищев оказывается рядом с Игорем Петровичем. Удар. Ногой, в горло. Я вижу, я совершенно четко вижу, как сминается плоть, горло проваливается под ударом, и кровь выплескивается изо рта.

Мертвое тело опрокидывается на спину.

Ртищев, продолжая бесшумно кричать, снова идет к пульту, к красной кнопке, и уже никто не может его остановить. Я не могу встать.

Я могу только смотреть, и я вижу, что на пороге комнаты появляется фигура в черном, с черным лицом. Или это маска?

Человек в маске стреляет. Пуля попадает Ртищеву в спину и словно подталкивает его к пульту. Ртищев падает, протягивая левую руку вперед. Больше ничего нет на свете, только его левая рука и кнопка, кнопка и рука человека, решившего стать убийцей ради высоких идеалов.

Он нажал. Это было последнее, что я увидел. Он нажал кнопку. Я видел, уже проваливаясь в темноту, что кнопка проседает, проседает, проседает…

Михаил не подходил к изуродованным, вырванным из земли елкам. Они теперь не прикрывали черного зева входа в бункер. Да и сам вход теперь больше напоминал жерло вулкана. Из него продолжал клубиться дым. Виктор Николаевич стоял рядом с Михаилом, сунув руки в карманы.

Он не попытался остановить Алексеева, когда тот вслед за штурмовой группой бросился к бункеру.

– Мы успели? – глядя на черный дым, прошептал Михаил.

– Не знаю, – сказал Виктор Николаевич.

– Наверняка успели, иначе мы бы уже услышали взрыв. Ведь услышали бы? Или хотя бы толчок… – пробормотал Михаил, – не может же быть без толчка.

Виктор Николаевич молчал.

Из дыма, один за другим стали появляться бойцы штурмовой группы. Двоих выводили под руки. Одного вынесли и осторожно положили на снег.

Потом вынесли еще одного, только его поднесли к Михаилу и Виктору Николаевичу, положили у самых ног.

– Его убили, – сказал один из тех, кто принес тело, и Михаил узнал, наконец, Алексеева.

– Что с пультом? – спросил Михаил.

– Его убили, – повторил Сергей Алексеев, садясь в снег, – горло сломано.

– Что с пультом? – Михаил бросился навстречу к выходящему из дыма командиру группы.

– Мы не успели. Самую малость. Он нажал на кнопку уже мертвый.

Михаил замер.

– У нас потерь нет, – доложил командир группы, – двое тяжело раненых и двое легко.

– А это кто? – спросил Виктор Николаевич, указывая на тело в снегу возле входа.

– Заложник. Жив, без сознания. Голова в крови, но рана неглубокая.

– Михаил, – позвал Виктор Николаевич.

– Что? – спросил Михаил.

– Нам пора ехать.

– Не успели, – сказал Михаил.

– Пойдемте в машину. И заберите с собой Алексеева. Нам нужно ехать…

– А заложника куда?

– И заложника к нам в машину, быстро, – Виктор Николаевич решительно взял Михаила за плечи, встряхнул. – Нам нужно поговорить!

– Хорошо, – безжизненным голосом ответил Михаил.

Виктор Николаевич взял Михаила за локоть и почти насильно отвел его за машину:

– Придите в себя, подполковник!

– Этот произошло из-за меня, – вырывая руку, выкрикнул Михаил. – Из-за меня…

– Ничего не произошло. Ничего не произошло, успокойтесь.

– Из-за меня… Что? Как это, ничего не произошло?

– Успокойтесь и выслушайте меня. Успокойтесь. Вы помните, как рассказывали мне об игре? Покер на костях?

– Причем здесь…

– Помните, вы рассуждали о том, как игроки выбирают, на чем строить игру, на школе или фигурах? Вы тогда выпустили один важный аспект игры. В нее ведь играют не двое. В нее могут играть сколько угодно игроков. И еще вы забыли, что выявляется ведь не победитель, выясняется место каждого в игре, кто набрал очков больше, кто меньше…

– Ну и что?

– Ничего. Ровным счетом, ничего. Когда я по вашей просьбе связался с и.о., мне разрешили этот эксперимент только по одной причине. Это не настоящий пульт управления. Не настоящий. И вы, и Ртищев сделали одну и ту же ошибку, вы пошли по ложному следу.

– Я уничтожил остатки группы…

– Ничего не поделаешь, это входило в условия игры, в школу, если хотите игровой термин. Теперь мы почти уверены, что проект «Удар» больше не имеет утечек информации. Реальных утечек. А остальное – слухи. Все это называется учениями спецподразделений по отработке действий при захвате террористами командных пунктов.

В общем, мы с вами молодцы. Врага уничтожили, дерьмо за нашим генералитетом прибрали, ученья провели успешно…

– А что дальше?

– Дальше. Дальше я, выполняя свое слово и слово нашего будущего президента, сообщаю вам о том, что вы получаете официальное разрешение на создание неофициального подразделения, подчиняющегося только Самому. Вы получили добро, на создание ордена иезуитов. Довольны?

Михаил оглянулся на вход в бункер. Дыма уже почти не было.

– А я захочу теперь?

– Захотите. Вы все еще верите в идеалы. А из таких людей получаются хорошие работники.

– Или выдающиеся преступники.

– Ничего не поделаешь, идеалисты есть идеалисты.

– Что будем делать с заложником?

– У вас есть вариант?

– Я подумаю.

– Подумайте. А С Игорем Петровичем… Будем считать, что он погиб при исполнении служебного долга. Мы его даже представим к награде, наверное, – Виктор Николаевич посмотрел в сторону тела Игоря Петровича.

Возле него все еще сидел в снегу Сергей Алексеев.

– Не вздумайте рассказать Алексееву…

– Я понимаю…

– И заберите его к себе в подразделение. С глаз моих долой. Он вам подойдет, тоже из идеалистов.

– А вы, Виктор Николаевич?

– Я? Я тоже идеалист. Кто еще останется на этой работе? И знаете что?

– Что?

– Игоря жалко. Напрасно он все это затеял… Как считаете?

– Не знаю… Если бы не «Армагеддон», то я не получил бы карт-бланш. И Ртищев, рано или поздно, все равно нашел бы способ сделать людей счастливыми. И мы действительно почистили и свою территорию и украинскую, чтобы они там не говорили.

– Тогда будем считать, что мы играли лучше, чем наши противники?

– Играли мы одинаково плохо, просто кубики были к нам менее враждебны, чем к Игорю Петровичу и Ртищеву, – морщась словно от боли, сказал Михаил.

– А знаете, – очень тихо сказал Виктор Николаевич, наклонившись к самому уху Михаила, – грязное это дело, играть на чужих костях.

Первое, что я увидел, придя в себя, было лицо майора Петрова.

– Как самочувствие? – спросил Петров.

Меня чуть не стошнило.

– Ничего, крепись, – посоветовал Петров.

– Где я?

Этот вопрос волновал меня отчего-то очень сильно. Я помнил, что потерял сознание в бункере, а тут потолок был не серый, а белый. В каком бункере?