Айзек Адамсон - Разборки в Токио

– Это не страшно. Вы же будете здесь.

Маюми рассмеялась и хлопнула в ладоши. Вот это женщина. Она жила по собственным правилам – за это я ее и обожал. Чтобы смотреть в лицо неопределенности, требовалось мужество, но, похоже, у мамы Маюми все складывалось. Что касается меня…

Я оплатил счет и оставил Юрико щедрые чаевые. От ее томного взгляда я чуть не передумал, но я упертый, я же говорю.

Маюми проводила меня до выхода. Алкоголь уже действовал по полной программе. Я снова поблагодарил Маюми и поздравил с новой жизнью в клубе «Ананас». Она пожелала мне удачи, что бы я ни делал.

– Да, еще одно, – внезапно вспомнил я. – Эта девушка, Флердоранж, – вы не помните, как она пользовалась губной помадой?

Маюми наморщила лоб. Думаю, размышляла, как пикантнее всего использовать помаду. Затем щелкнула пальцами:

– Да. У неё помада в уголке рта смазывалась. Все считали, что это странновато, но она упорно оставляла как есть. Что – звенит звоночек?

Ага. Звон семидесятичетырехтонного колокола храма Тёнин через весь город. Я кивнул, но больше ничего не сказал.

Она помахала мне на прощанье, и я опять оказался один посреди ночного Киото. В лужах под ногами отражалась плачущая луна. Поэт тут же воспел бы это мгновение, а я просто зашагал на станцию.

Я еле успел на поезд, а когда приехал, в Токио тоже шел дождь. После пересадки я направился на запад и прибыл на Синдзюку, как раз когда пьяные клерки, шатаясь и спотыкаясь, брели к пригородным поездам, которые доставят их домой после очередной расслабухи.

Покачиваясь, они брели к станции мне навстречу, группами по трое или четверо, смеясь и распевая песни. Некоторые тщетно пытались прятаться под зонтиками – всякий раз слишком маленькими. Другие, напротив, мокли под дождем, как бы пытаясь смыть позор. Некоторые, проходя мимо, громко со мной здоровались, другие улыбались, но большинство не обращали внимания. Я не из их корпорации, я не клерк, я даже не японец. Наше взаимное безразличие не было враждебным, не имело расовой подоплеки – просто мы из разных слоев.

Должен признать, от этой их сплоченности мне стало чуточку одиноко. Эти ребята знали свое место в обществе. Они среди своих, они чему-то принадлежат, наслаждаются своей одинаковостью. Да, они в точности такие же, как все люди в этом мире. Но иногда, вот в такие моменты, я сознавал, что ни к чему не принадлежу, кроме журнальчика на той стороне шарика, и меня не ждет семья там или где бы то ни было.

Жизни клерка я не завидовал: раз она так прекрасна, с чего напиваться каждый вечер? Да, у многих семьи, но жизнь клерка не позволяет уделять внимание семьям. И, конечно, Сара права: люди, которые предпочитают одиночество, отталкивают других и отвергают тех, кто их любит, дабы упиваться жалостью к себе, – это самые отпетые лицемеры, духовные банкроты, не заслужившие даже маленьких радостей одиночества.

Может, она перегибала палку, но я не питал романтических иллюзий относительно жизни, которую выбрал. Я не жил в экзистенциальной фантазии «Я Против Равнодушного Мира». Просто так по жизни складывалось. Сегодня вечером меня грызут смутные сожаления, но это пройдет. Утром обо всем забуду.

Добравшись наконец до своего номера, я ужасно хотел спать. Утро вечера мудренее, думал я, открывая дверь. Мне уже полегчало.

Но не надолго.

Она стояла в углу, прислонившись к стене возле большого окна. Снаружи колотил дождь. Странные тени пробегали по ее лицу, пока она безотрывно смотрела в окно. Сигаретный дым вился к потолку. На Флердоранж было тонкое мятое пурпурное платье с глубоким вырезом и подолом, открывающим ноги, за которые другие женщины ее бы возненавидели.

– Как вы сюда попали? – спросил я, закрывая за собой дверь. Мой голос звучал холодно и бесстрастно, но то была лишь уловка, чтобы не упасть в обморок.

Она и мускулом не шевельнула, так и смотрела в окно.

– Секрет, – наконец произнесла она, выпуская струйку дыма из уголка рта. Прядь темных волос упала ей на глаза, да так и осталась.

– Вы, я так думаю, из тех, у кого вообще полно секретов, – сказал я. И тут заметил кладбище пустых бутылок на столике.

– А вы из тех, кто вообще слишком много думает, – отрезала она.

Я ненадолго бросил думать, пересек комнату и заглянул в мини-холодильник. Ничего, кроме холодного винного коктейля из киви, лимона и клубники. Выпить хотелось, но не до такой степени. Я понадеялся, что никогда не захочу выпить до такой степени, и закрыл холодильник.

Она обернулась и уставилась на меня. Судя по количеству бутылок, ей уже полагалось окосеть, но взгляд был пристальный. Она снова затянулась.

– Не бросите эту соску, – я показал на сигарету, – точно окочуритесь.

– Смышленый парень, – отрешенно парировала она.

– Вы бы видели меня, когда я был пацаном.

– И что изменилось?

Я не сдержал улыбки:

– А вы из тех, за кем всегда остается последнее слово, да?

Она безразлично хмыкнула. Затем бросила сигарету и раздавила ее каблучком. Втертая в ковер сигарета только пшикнула. Видимо, Флердоранж так поступала уже раз десять. А ковер хороший. Вернее, когда-то был. Сочного красного цвета с толстым ворсом. С учетом испорченного ковра и пьяного кутежа мой счет за гостиницу вырос так, что беседы с Чаком в Кливленде не избежать.

Я сел в кресло. Ее силуэт четко выделялся на фоне окна. Тьма в комнате скрывала ее черты. Я подумал было включить свет, затем подумал – не включать. Я просто сидел и слушал, как дождь ритмично стучит в окно.

– Так вы сюда заглянули, чтобы выпить пару пива? – наконец спросил я, равнодушно удивляясь, отчего мой первый порыв – всегда к сарказму.

– Я уже ухожу, – сказала она. Но не двинулась, и слова ее повисли в воздухе вместе с сигаретным дымом.

– Глупости.

Это адресовалось скорее мне, чем ей. Я встал и подошел к ней. Еще несколько футов – но ее взгляд меня остановил. Не красный свет, а желтый. Сбрось скорость. Будь осмотрительнее. Лично я всегда проезжаю на желтый свет на полной скорости.

– Знаете, за вами толпа людей гоняется.

– И вы один из них, господин Чака? Вы тоже за мной гоняетесь?

– Да.

– Ну, вот она я. Здесь. Что намерены со мной сделать? – Глаза ее засияли, притягивая меня.

– Ну, – я сглотнул, – может, для начала поговорим?

– Наверняка считаете себя старомодным, да? Наверняка считаете себя рыцарем. – Она рассмеялась – полу-шип, полусмех. И, коснувшись меня, прошла к мини-бару. Когда она наклонилась, чтобы открыть холодильник, я постарался отвести взгляд, а потом подумал – какого черта? Я глазел, как подол ее платья задирается, оголяя бедра, и в башке моей было сплошное рыцарство.

– Вы уверены, что вам это нужно? – спросил я, когда она повернулась и отвинтила крышечку с коктейля.