Лорел Гамильтон - Арлекин

–Ты считаешь, что мне стоит ее принять, - сказал он.

Я вздохнула.

–Честно?

–Было бы неплохо, - кивнул он.

–Мне не нравится, что причиной твоего согласия стать тигром, ты называешь мое спасение. Я не хочу, чтобы ты думал обо мне в контексте ситуации. Я хочу, чтобы ты повел себя, как эгоистичный сукин сын, Питер. Я хочу, чтобы ты думал о себе и только о себе. Чего хочешь ты сам? Что было бы хорошо именно для тебя?

–Честно? - спросил он.

–Да, честно, - ответила я.

–Я думаю, что я все решил еще тогда, когда попал сюда. Я был готов принять вакцину, пока она была здесь, прямо передо мной, но как только ее пришлось заменять, я сразу понял, что не хочу ее вообще. - Он прикрыл глаза. - Часть меня хочет вызвать сюда маму, и чтобы она приняла это решение. Часть меня хочет найти виновного в том, что все пошло не так, как хотелось бы. Но мужчина должен уметь сам принимать такие решения.

–В данной ситуации да. Но не стоит на все в жизни реагировать с таким холодным безразличием в душе.

–Почему? - спросил он.

Я улыбнулась.

–Я знаю из своего опыта, что очень трудно с кем-то встречаться, когда ты так чертовски независим. Мне пришлось научиться улавливать, когда нужно именно мое решение. Баланс - это то, к чему тебе надо стремиться.

–Я не знаю, как его достичь, - его глаза заблестели.

–Питер, я…

–Уходи, хорошо? - попросил он слишком низким голосом. - Просто уходи, пожалуйста.

Я почти потянулась коснуться его плеча. Я хотела его успокоить. Черт, я должна была раньше одуматься и затолкать его чертову задницу в самолет сразу, как только он прилетел в Сент-Луис. Теперь я жалела, что побоялась оскорбить его, и позволила ему остаться. Разве не проще было бы ему пережить простое оскорбление?

Чьи-то руки обняли меня и мягко отодвинули от кровати. Мика и Натаниэл отвели меня подальше, так чтобы Питер мог выплакаться без свидетелей. Мое горло настолько сжалось, что мне было трудно дышать. Черт. Черт. Черт.

Они вытолкали меня в коридор еще до того, как первая горячая слеза скатилась по моей щеке.

–Черт побери, - выдохнула я.

Мика попытался меня обнять, но я отстранилась от него.

–Если ты меня обнимешь, я разрыдаюсь.

–Анита, выпусти это.

Я покачала голвой.

–Нет, ты не понимаешь. Мы должны успеть убить ее первыми. Я позволю себе рыдать только, когда Марсия быдет мертва.

–Ты винишь ее в боли Питера, - сказал он.

–Нет, я виню себя и Эдуарда, но я не смогу с нами покончить, так что я убью того, кого в состоянии убить.

–Если ты говоришь об убийстве людей, Анита, то может тебе стоит обсудить это с полицией, - Зебровски приближался к нам по коридору со своей обычной улыбочкой. Его темные волосы были изрезаны сединой, но все так же вились. Кэти, его жена, давно не заставляла его подстричься. Он всегда был слегка помятый и небрежно одетый, а Кэти была одним из самых аккуратных людей, которых я знала. Противоположности притягиваются.

У меня было жуткое желание обнять его. А он просто смотрел через коридор на нас. Этот взгляд заставил меня обернуться на Мику и Натаниэла. Если у меня было желание по обниматься с Зебровски, значит мне чертовски требовалось утешение. Все трое видели, что я плакала, в том числе и Зебровски.

Я обвила рукой Мику, а другую руку протянула Натаниэлу. Я позволила им обнять меня, но не расплакалась. Мое лицо горело, но слез больше не было. Я цеплялась за них, все ближе привлекая их к себе. У меня было огромное желание расслабиться, раствориться в их объятьях, но я не могла себе этого позволить.

–Я оставлю вас наедине, - сказал Зебровски.

Я покачала головой и отстранилась от мужчин.

–Нет, нам нужно поймать эту суку.

–Никто не видел ни ее, ни того, которого мы считаем ее человеком-слугой.

–Он должен быть ее человеком-слугой, иначе не смог бы разделить с ней ее способности, Зебровски. - Я попробовала еще немного высвободиться, но рука Натаниэла, обнимавшая меня за плечи, потянула меня назад. Я потрепала его по руке и сказала:

–Все в порядке. Мне лучше.

Он прошептал мне в ответ.

–Лгунья, но это объятье, возможно, больше нужно мне самому. - Он сжимал меня в своей хватке, вторая его рука обвилась вокруг моей талии. - Тебе стоит прекратить умирать, Анита. Это плохо отражается на сердце.

Не думаю, что он говорил о чем-то вроде сердечного приступа. Есть и другие способы сделать сердцу больно. Я позволила ему прижать меня к себе еще сильнее. Я гладила его руки, обхватывающие меня.

Зебровски покачал головой и улыбнулся.

–Знаешь, Кети чувствует примерно то же самое, когда я возвращаюсь домой после очередного «отдыха» в больнице. Но она слишком спокойна, чтобы демонстрировать свои чувства прилюдно.

Я посмотрела на него, и взгляд мой был не совсем дружелюбный.

Он поднял протестующе руки.

–Это не критика вам с Натаниэлом. Это только, ну, в общем, черт, я хочу сказать, очень интересно наблюдать за столь открытыми людьми, как вы. Это часть культуры оборотней?

Я задумалась.

–Да, думаю, что да.

–Если нам не нужно играть в людей, - сказал Мика, - мы бываем очень раскрепощенными, не скрываем свои эмоции.

Зебровски усмехнулся.

–Черт возьми, а ведь он задумывался, как довесок, Анита.

–Что это должно значить?

–Это значит, что ты ведешь себя, как большинство копов, которых я знаю, ты переполнена эмоциями. И это значит, что если твоих друзей не окажется как-нибудь ночью на месте преступления, ты будешь виснуть на мне?

–Ты бы этого хотел, - ответила я, улыбаясь. Я продолжала гладить руку Натаниэла и попробовала высвободиться. Он позволил мне выйти немного вперед, но продолжал держать мою руку. Я понимала его потребность в прикосновениях. Это была не просто потребность ликантропа. Мне, например хотелось обнять Питера, будто он совсем маленький мальчик, и сказать ему, что все будет в порядке, но это было бы ложью. Даже если бы он действительно был маленьким мальчиком, это все равно было бы ложью. Я не могла ему ничего обещать.

–У тебя слишком серьезное лицо для женщины, которую только что обнимал ее любовник.

–Я задумалась о Питере.

–Да, ты ведь пострадала, пытаясь спасти его.

Я старалась, чтобы мое лицо ничего не выдало. Если бы мы собирались рассказать полиции немного иную история, Эдуард бы меня предупредил. То, что он не рассказал мне «официальную версию», и я сама ее не поинтересовалась, говорило только о том, насколько мы оба были не в себе. Не очень хорошо.

–Ты спасла ему жизнь, Анита. Это лучшее, что ты могла для него сделать, - продолжал Зебровски.

Я кивнула и отступила в объятия Микки, частично, чтобы скрыть лицо, потому что я еще не была в состоянии нормально реагировать. Моя вина состояла в том, что Питер пострадал, спасая меня. Его даже не отблагодарили. Это оскорбительно для тех ран, что ему нанесли.