Айзек Адамсон - Эскимо с Хоккайдо

По ее лицу скользнула тревожная тень. На миг она показалась мне усталой, разочарованной, похожей на ту Сэцуко Нисимура, что сидела на берегу печального пруда без уток.

– Полагаю, вы расскажете полиции о нашем Криотории. Тела эксгумируют и произведут кремацию. Будущая жизнь для них не состоится.

– Не я обещал им бессмертие.

– Никто ничего не обещал, – сказала она. – Все наши пациенты сознательно шли на риск. Воскрешение гарантировать невозможно. Эта отрасль науки очень молода, предстоит еще множество сражений. Люди слишком консервативно относятся к смерти. Конечно, вы обратитесь к властям. Хотя это и означает, что ваш Друг Такэси Исикава никогда не вернется к жизни.

Я припомнил лицо Ночного Портье в тот миг, когда он понял: все кончено. Подумал о Такэси. Даже если через сто лет его сумеют оживить, проценты по ссудам к тому времени достигнут астрономических сумм.

И вдруг я заметил, что кошки ринулись к нам со всех сторон, из каждого угла, они скользили, как тени, задрав кверху пятнистые розовые носы, и глаза их сверкали. Я покосился на Дневного Менеджера – тот держал пакет с каким-то зеленоватым порошком.

– Мне очень жаль, господин Чака, – пробормотал он.

Не успел я спросить, за что он извиняется, как Менеджер швырнул пакетом в меня. Пакет ударил меня в грудь и взорвался. Я пошатнулся и отступил на шаг, крепко сжимая в руке револьвер. Порошок засыпал мне лицо, забился в нос и в рот.

Безошибочно знакомый запах. Судя по густому аромату, не дешевая уличная смесь, а концентрированная, многократно очищенная кошачья мята.

Наркотик для котика.

От первых двух зверюг я увернулся, но третий мутант впился мне в лицо, запустил когти в распухший нос. Я с воплем отодрал кота. Но уже подоспели его чуть более медлительные товарищи, прыгнули мне на живот, ударили в плечи и грудь. Я бился, как припадочный, стряхивая их с себя. Падая, они бороздили мое тело когтями. Бороться смысла не было. Слишком много котов набежало.

Я мог бы выстрелить. Дневной Менеджер и Сэцуко стояли всего в нескольких шагах от меня. Кого-нибудь из них я мог подстрелить. Но что толку?

Зубы и когти, шерсть и кровь, почти беззвучный шорох моей раздираемой плоти. Я упал, перекатился на живот. Сверху наваливались все новые и новые. Пригвоздили меня к полу, погребли под извивающейся массой одуревших четвероногих. Холодный ветер пахнул из двери – Дневной Менеджер и Сэцуко спешили уйти. Я слышал, как хлопают дверцы фургона, слышал, как он отъехал. Но гораздо отчетливее я слышал урчанье и визги котов, дравших мне плечи, затылок, докуда только доставали их когти.

– Дохните на меня.

Доктор Ник в кремовом смокинге, будто сделанном из гофрированной бумаги. То ли сознательно оделся попроще, то ли кто-то украл половину его драгоценностей, и все равно в раздевалке «Павильона № 2 Кикбоксинга Иокогамы» он выглядел чужаком.

А вот Суда в кои-то веки выглядел на своем месте. Длинные светлые и рыжие пряди исчезли, с короткой стрижкой Суда походил на страуса. Аки и Маки растирали его, проделывая при этом странный ритуал (нечто вроде хороший коп/плохой коп), чтобы подготовить его к завтрашнему бою.

– Ты – мужик! Ты, нафиг, – мужик! – орал Аки.

– Представь себе отражение луны в тихих водах, – шептал Маки.

– Ты – прирожденный убийца, чел! Убийца!

– Стань луной и стань ее отражением.

– Ты порвешь это парня в куски, нафиг!

Суда сидел, слушал близнецов, виду него был слегка нездоровый. Двадцать четыре часа до гонга, которым откроется первый профессиональный матч в жизни Суды, и бабочки, видимо, уже порхали у него в животе.

– Дохните на меня! – повторил доктор Ник.

Даже доктор содрогнулся при виде моей физиономии. Сара говорит, что со временем каждый обретает то лицо, которого заслуживает. Хотел бы я знать, мое лицо – правило или исключение, которое подтверждает правило? В зеркало я не заглядывал, но хорошо представлял себе, как выглядит моя физия. «Видок дерьмовый» – так выразился поутру инспектор Арадзиро. Лицо распухло, все в порезах и гноящихся ранках от когтей, но ничего выразительней инспектор Арадзиро не придумал. Видок мой ему не понравился, но врача он вызывать не стал. Его куда больше интересовали мои показания.

Я дохнул на доктора Ника. Грудь сдавлена, глотку словно толченым стеклом забили. Доктор Ник повел носом и слегка покачался на пятках.

– Доброкачественный лимфоретикулез, – объявил он, отходя в сторону и снимая с шеи стетоскоп, которым так и не воспользовался. – Лихорадка от кошачьих царапин.

Аки и Маки дружно повернулись на его слова, оба приоткрыли рот – кто быстрее вспомнит подходящий пример. Но оба не нашлись, что сказать. Так и замерли – глаза вытаращены, рот приоткрыт, близнецы-статуи недоумения.

– Тед Ньюджент, – подсказал я. – Псих из Моторного Города [149].

Комментарий излечил их временный паралич, но ребята явно расстроились. Я пожал плечами – мол, прошу прощения, – и сосредоточился на докторе Нике.

– Лечить-то как? – спросил я.

Доктор Ник изогнул бровь, поиграл мелочью в кармане. Полез в свою медицинскую сумку, все тот же черный кожаный антиквариат, с каким Сэцуко Ниси-мура таскалась по отелю «Кис-Кис», и вытащил самый большой в мире рулон бинтов. Расстелил на полу, достал бутылку антисептика, марлю и ватные тампоны и давай обрабатывать мне лицо. Жгло, точно адским пламенем, я бы заорал, но после этих кошек во мне сил вопить не осталось. Потом он принялся за марлю с бинтами. Несколько мгновений – и моя голова полностью мумифицировалась. Вылитый Клод Рен в «Человеке-невидимке» [150]. Зато хоть переодеться позволили. Как только Суда увидел, во что кошки превратили футболку «Мерцбоу» и кожаную куртку Ёси, он отправил близнецов Фудзотао за приличными белыми рубашками и новой парой штанов для меня.

Из коридора кто-то окликнул:

– Эй, доктор Ник!

Вошел сэнсэй Фудзотао, папаша Аки и Маки. Доктор Ник повернулся ему навстречу.

– Сходи-ка посмотри! – рявкнул сэнсэй Фудзотао. – По мне, так Ратановонгу вот-вот понадобится лекарь. – Он глянул в сторону спортзала и содрогнулся. – Точно, – сказал он, – кровопускатель ему понадобится.

Доктор Ник поднялся со вздохом.

– Варварство, – пробормотал он, устремляясь в зал. – Взрослые люди ради забавы до полусмерти друг друга избивают.

– Согласен! – подхватил я. – Надо бы всем объединиться и побить кошек!

Доктор вышел за дверь, и тут Суда нарушил обет молчания. Как-то загадочно покосившись на меня, он спросил, слыхал ли я новую песенку. Я покачал забинтованной головой и спросил, что за песня.