Тесс Герритсен - Смертницы

– Чего она хочет?

– Может быть, агент Дин и доктор Айлз покинут трейлер и дадут нам возможность спокойно работать? – вмешался Хейдер.

– Нет, пусть остаются, – возразил Стилман. – Ему нужно знать, что происходит. Это естественно. – Он взглянул на Габриэля. – Сейчас мы пытаемся тянуть время, чтобы дать ей возможность успокоиться и вступить в переговоры. Пока никто не пострадал, можно подождать.

Габриэль кивнул.

– Все правильно. Никаких штурмов, никаких выстрелов. Они все должны остаться в живых.

– Капитан, у нас есть список! – воскликнул Имертон. – Имена до сих пор не обнаруженных сотрудников и пациентов.

Стилман выхватил из принтера страницу и пробежал глазами список.

– Она там? – спросил Габриэль.

После паузы Стилман кивнул.

– Боюсь, что да. – Он протянул список Хейдеру. – Шесть имен. Эту же цифру назвала преступница, когда звонила на радио. Она сказала, что у нее шестеро заложников. – Он не решился произнести то, что прозвучало вслед за этим: "И пуль хватит на всех".

– Кто видел этот список? – спросил Габриэль.

– Администратор больницы, – ответил Хейдер. – И тот, кто помогал составлять его.

– Прежде чем его увидит кто-нибудь еще, вычеркните мою жену.

– Это просто имена. Никто не знает...

– Любой репортер за десять секунд выяснит, что Джейн служит в полиции.

– Он прав, – подтвердила Маура. – Все репортеры криминальной хроники знают это имя.

– Убери ее имя из списка, Марк, – попросил Стилман. – Пока его никто не увидел.

– А как же наши ребята из группы захвата? Если они ворвутся внутрь, им нужно знать, кто там находится. Сколько людей спасать.

– Если вы хорошо поработаете, – заметил Габриэль, – никакой группы захвата не потребуется. Нужно уговорить эту женщину выйти.

– Пока нам не слишком-то везет по части переговоров, верно? – Хейдер взглянул на Стилмана. – Наша девушка отказывается даже здороваться.

– Прошло всего лишь три часа, – сказал Стилман. – Нужно дать ей время.

– А что будет через шесть часов? Через двенадцать? – Хейдер перевел взгляд на Габриэля. – Ваша жена может родить в любую минуту.

– Думаете, я забыл об этом? – огрызнулся Габриэль. – Там не только моя жена, но и ребенок. Возможно, рядом с ними доктор Тэм, но, если роды будут сложными, у них ведь нет ни оборудования, ни операционной. Да, я хочу, чтобы все это закончилось как можно скорее. Но, если вы собираетесь устроить кровавую баню, тогда лучше не торопиться.

– Все будет зависеть от нее. Только она может решить, что будет дальше.

– Тогда не заставляйте ее действовать раньше, чем она хочет. У вас есть переговорщик. Используйте его. И держите свою группу захвата как можно дальше от моей жены. – Габриэль развернулся и вышел из трейлера.

Маура догнала его уже возле дверей больницы. Ей пришлось дважды окликнуть его, прежде чем он наконец остановился и обернулся.

– Если они напортачат, – сказал он, – если ворвутся туда слишком рано...

– Вы же слышали, что сказал Стилман. Он хочет действовать медленно и осторожно, так же, как вы.

Габриэль уставился на трио спецназовцев, стоявших у входа в больницу.

– Посмотрите на этих ребят. Они уже рвутся в бой. Я знаю, что это такое, сам участвовал в таких операциях. Знаю, как это мучительно – ждать, пока тянутся переговоры. Они просто хотят быстрее сделать свое дело, то, чему они обучены. Им не терпится нажать на спусковой крючок.

– Стилман думает, что ему удастся выманить ее.

Габриэль посмотрел на Мауру.

– Вы были с этой женщиной. Станет ли она его слушать?

– Не знаю. По правде говоря, нам о ней ничего неизвестно.

– Я слышал, спасатели вытащили ее из воды. И привезли в морг.

Маура кивнула.

– По всем признакам это утопленница. Ее вытащили из залива Хингхэм-Бэй.

– Кто нашел ее?

– Какие-то ребята из уэймаутского яхт-клуба. Бостонские копы уже работают по этому делу.

– Но они не знают про Джейн.

– Пока нет. – "Для них это важно, – подумала Маура. – Знать, что одна из заложниц служит в полиции. Если нужно спасать своих, это меняет дело".

– Что это за яхт-клуб? – спросил Габриэль.

МИЛА

На окнах решетки. Сегодня с утра мороз, и стекло затянуто хрустальной паутиной. За окном деревья, много деревьев, и я понятия не имею, что скрывается за ними. Я знаю только эту комнату и этот дом, который стал нашей вселенной с той самой ночи, когда нас привезли сюда в том фургоне. За окном на солнце мерцает иней. Это красивый лес, и я представляю себе, что гуляю среди деревьев. Под ногами хрустят листья, искрятся обледеневшие ветки. Прохладно и чисто, как в раю.

А в этом доме ад.

Я вижу, какой след он оставил на лицах девушек, которые сейчас спят на грязных койках. Я слышу муку в их беспокойных стонах, жалобных всхлипах. Нас в этой комнате шестеро. Алена здесь дольше всех, и на ее щеке безобразный синяк – сувенир, оставленный клиентом-садистом. Однако Алена иногда все-таки оказывает сопротивление. Она единственная из нас, кто это делает, единственная, кого им не удается сломить, несмотря на наркотики и прочие инъекции. Несмотря на побои.

Я слышу, как во двор заезжает машина, и с ужасом жду, что раздастся звонок в дверь. Это как удар током. Девочки разом просыпаются от этого звука и вскакивают, прижимая к груди одеяла. Мы знаем, что будет дальше. Поворачивается ключ в замке, и дверь в комнату распахивается.

На пороге появляется Мамаша, похожая на жирную повариху, которая отбирает овцу на заклание. Она, как всегда, хладнокровно оглядывает свое стадо, и ее изъеденное оспинами лицо не выражает никаких эмоций. Ее взгляд скользит по девушкам, а потом перескакивает к окну, где стою я.

– Ты, – говорит она по-русски. – Им хочется новенькую. Я смотрю на девушек. Но вижу в их глазах лишь облегчение от того, что на этот раз не они выбраны жертвами.

– Чего ты ждешь? – спрашивает Мамаша.

У меня холодеют руки, и я чувствую, как к горлу подступает тошнота.

– Я... мне что-то нездоровится. И у меня там еще не зажили раны...

– Всего неделю здесь, и уже все болит? – Мамаша фыркает. – Ничего, привыкнешь.

Девушки смотрят в пол или на свои руки, но только не на меня. Они избегают моего взгляда. Только Алена глядит на меня, и в ее глазах я вижу жалость.

Я робко плетусь следом за Мамашей. Я уже знаю, что сопротивление наказуемо, а у меня еще не зажили синяки с прошлого раза, когда я пыталась дать отпор. Мамаша указывает мне на комнату в дальнем конце коридора.

– Там на кровати платье. Надень его.

Я захожу в комнату, и Мамаша закрывает за мной дверь. Окно выходит прямо во двор, где стоит голубая машина. На этом окне тоже решетки. Я смотрю на широкую медную кровать и вижу перед собой не предмет мебели, а приспособление для пыток. Я беру платье. Оно белое, как будто кукольное, с кружевной оборкой. Я сразу понимаю, что это значит, и тошнота усиливается от страха. Когда тебя просят играть ребенка, предупреждала меня Алена, это значит, что от тебя ждут испуга. Им нужно, чтобы ты кричала. А лучше всего, если ты будешь истекать кровью.